С птицей на голове

— Ах, это ты, Геня, — начала Рая, не скрывая разочарования, но продолжала другим голосом: — Ты знаешь, что от меня ушел Костелев? Пошли ко мне домой…

— А я хочу на вокзал! — закричала Олечка.

Свернули в еще голый сквер. Запахло сопревшими прошлогодними листьями и промокшей насквозь липовой кожей. Под деревьями дождь не так шумел и, казалось, утих, но, когда вышли из сквера на площадь, вместе с порывом ветра так брызнуло в лицо, что Рае надо было отвернуться, чтобы вздохнуть.

— А потом — ко мне?

Рая едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Уже не надеясь, что Костелев вернется, она понимала, как трудно с дочкой выйти второй раз замуж, но, каждый день слыша от Олечки про братика, сама стала мечтать о ребенке. Но она никак не могла привыкнуть к маленьким ногам Гени и не могла на него смотреть сверху вниз, а потом ей стало страшно.

— А вдруг, когда ты придешь ко мне, вернется Костелев, — испугалась Рая. — Почему ты молчишь?

— Разве ты не знаешь, что его посадили в тюрьму? — сказал Геня.

На вокзале он взял в буфете чаю с баранками, и присели за столиком у окна. За голыми деревьями между тучами пробились последние лучи солнца, но по железной дороге загрохотали одна за другой черные цистерны с нефтью, каждый раз заслоняя алую полоску на горизонте, а когда прогрохотала последняя — закат уже погас.

— Я очень хочу, — опять повторила Олечка, — чтобы у меня был маленький братец и чтобы мы возили его на прогулку, и, если он заплачет, я буду качать его в коляске, а потом я хочу, чтобы он научился ходить, и я его бы водила за ручку…

В буфете стали оглядываться, когда Рая заплакала.

— Чего ты? — удивился Геня.

Рая вскочила со стула и едва не упала, поскользнувшись в мокрых туфельках на кафельных плитках пола. Оставшись с незнакомым страшным мужчиной с короткими ногами, Олечка тут же выбежала за мамой из вокзала. Когда зажглись фонари, дождь перестал, но Рая, не замечая, продолжала идти с открытым зонтиком. Она услышала впереди, как цокают каблучки, и, когда подумала о Клаве, ради которой Костелев ушел из семьи, узнала эти каблучки; ей показалось, что это Клава так шагает. Рая поспешила вслед, побежала с Олечкой и догнала беременную женщину. Рая заглянула ей в лицо и обрадовалась, что обозналась. На выхваченном из мрака лице под фонарем сразу же бросалось в глаза отчаянное выражение, которое бывает у женщин, когда они не хотят ребенка.

— Что? — спросила она, будто Рая ей что-то сказала.

Но Рая с дочкой поспешили дальше.

— Куда ты? — едва догнал ее Геня на своих коротких ногах.

— Сейчас, когда узнала, что Костелев в тюрьме, — сказала Рая, — я поняла, что все еще люблю его.

Придя домой и уложив дочку спать, Рая сама легла, но не могла заснуть и, вспомнив про беременную женщину под фонарем, ахнула — все же это была Клава. Работая бухгалтером, Костелев взялся за разные махинации, чтобы вскружить ей голову дорогими подарками, и обещал жениться, а когда его посадили в тюрьму, Клава разочаровалась в нем, но избавиться от ребенка уже было поздно. В голове у нее крутились одни и те же безумные мысли, отразившиеся на лице, — и сразу вся ее красота, от которой Костелев отвести глаз не мог, увяла, и не случайно Рая не узнала сразу Клаву. Рае стало так больно, как никогда еще не было больно после того, как ушел муж, и она вспомнила о братике для Олечки.

Назавтра Рая решила сходить к Клаве. Опять с неба закапало, когда Рая вышла с Олечкой. Улица до края земли пустынна; деревянные заборы, дома от дождя почернели, но трава начинала нежно зеленеть. Даже в городе весенний воздух кружил голову. У дома, где жила Клава, Рая попросила Олечку подождать ее, пока она поговорит с тетей. Олечка не хотела в дождь оставаться одна на улице, но тут выглянуло солнце и просияла над домами радуга.

— Нам ли эта радуга или кому другому? — спросила Рая у дочки.

— А кому же еще, — не задумываясь ответила Олечка, — как не нам…

2

Вернувшись от Клавы домой, Рая сшила подушечку и привязала к животу, затем обмотала вокруг полотенцами и, одевшись, посмотрелась в зеркало. Она обрадовалась, будто на самом деле забеременела, и у нее вся жизнь переменилась. Каждую неделю Рая подкладывала ваты в подушечку, вскоре на работе и по соседству заметили — начали за ее спиной шушукаться. Наконец и дочка обнаружила, что у мамы вырос живот.

— Ты же хотела братика, — напомнила ей Рая.

— И что — он у тебя в животе?

Конечно, маленькая девочка ничего не понимала, но глубоко задумалась. Большой живот мамы впечатлил ее, и Олечка поверила про братца. И, когда она поверила, Рая, которая даже спала одетая и с подушечкой, решила отвезти дочку в деревню к бабушке.

Когда они вышли с чемоданом из дома, девочка запела. Уже давно наступило лето, но озабоченная Рая не замечала солнца на небе и удивилась:

— О чем ты поешь?

— Ни о чем, — ответила Олечка и продолжала: — Траля-ля-траля-ля!.. — И вдруг замолкла…

— Чего ты дальше не поешь? — спохватилась Рая и пожалела, что вмешалась; если бы не спросила — дочка продолжала бы не задумываясь: траля-ля, — и так идти можно, не уставая, очень долго.