— Я не доволен своей жизнью, — признался он. — Что-то щекочет меня и не выпускает. Действительно, как дурной сон. И вы ей не поможете. Если она сейчас войдет, передайте все, что я сказал, и она вам не поверит. В ее глазах, я — святой. Можете попробовать, если хотите. Страшно хочется услышать, что она вам ответит.
Эллис молчал. Он знал, что Крейн прав. Грейс не станет слушать его.
— Я сыграю с ней свою шутку через день-два, а затем… — Крейн встал, — затем я избавлюсь от нее. От вас, конечно, тоже, но не таким способом. Я пошлю вас к Сафки, и он присмотрит за вами. На досуге вы оба сможете поболтать обо мне. Он расскажет вам о Джули, вы ему о Грейс. Ни один из вас не причинит мне вреда. Хоть я и не смогу проследить за вами, — он усмехнулся. — Согласитесь, что я довольно умен. Я направил свой ум на эксперимент с Грейс, как только понял, что она попала в беду. Но я не подумал, что она на примете у полиции. Это на время приостановило мои планы. Я бы мог выдать вас обоих Джеймсу, но тогда лишил бы себя возможности забавы. Ну я и одурачил беднягу Джеймса. Его дочь Дафна была одной из пациенток доктора Сафки. И ей известно, что я мог бы выдать ее отцу. Поэтому она и была готова сделать для меня все, что я потребую. Разве не мастерски обтяпал я дельце с отпечатками пальцев? Джеймс и за сто лет не сообразит, что возил в полицию отпечатки своей собственной дочери, которых, конечно же, нет в полиции… Если у вас крепкие нервы и голова, вы спокойно можете одурачить полицию.
Крейн повернулся к окну и несколько мгновений вглядывался в темноту.
— Сегодня тут шлялся Роджерс, помощник Джеймса. Этот идиот подкрался к окнам и видел вас. Я наблюдал из окна. — Крейн пристально смотрел на Эллиса. — Ничего не оставалось, как убрать его. Вы должны быть благодарны мне: я спасал вашу длинную шею.
Эллис побледнел, но ничего не сказал. Он молча смотрел, как Крейн шел к двери.
— Я не должен больше оставлять ее одну, — продолжал он. — Она очаровательна. Держу пари, что голая она еще лучше. Я разрешил ей пользоваться гардеробом Джули, которую выдал за свою безвременно погибшую сестру, как вы знаете. Когда я увидел Грейс в том платье, которое надевала Джули перед смертью, я был потрясен. Никогда не думал, что окажусь таким чувствительны м… Но она сняла его, когда я ей все… «объяснил». Сейчас меня ждет милая любовная едена. — Открыв дверь, Крейн еще раз улыбнулся Эллису. — Ну, вот и вы кое-что знаете обо мне, Кашмен. Подумайте об этом. Завтра мы снова побеседуем. — Он увидел полный злобы взгляд Эллиса и улыбнулся еще обаятельнее. — Спокойной ночи, Кашмен. Не тревожьте нас. Это изумительно. Она положит голову мне на плечо, и, пока она не видит моего лица, я могу говорить все, что мне вздумается; она верит каждому моему слову. Вы и сами можете меня услышать…
Он еще раз улыбнулся и закрыл дверь. Послышались удаляющиеся шаги, и стало тихо.
Глава 24
В спальне Грейс горели две небольшие лампы, создавая уютный полумрак. Сильный запах парфюмерии пропитал все. Это уже было делом рук Грейс, которая впервые имела подобные вещи и еще не знала, как ими пользоваться.
Сама она лежала в шезлонге посредине комнаты в полупрозрачном черном халатике, подчеркивающем красоту юного тела. Волосы были перехвачены алой лентой, прекрасные длинные ноги были обнажены и вытянуты.
С первого взгляда казалось, что она сошла со страниц «Журнала для мужчин». Но только с первого взгляда. При внимательном осмотре становилось ясно, что это просто имитация. Патетическое выражение ее лица явно портило всю картину и нарушало гармонию; а тут еще неумелой рукой размазанная по щекам краска, и толстый слой помады на губах, и подведенная сверх всякой меры линия глаз… Все это смахивало на карикатуру. Хотя Грейс и догадывалась, что у нее что-то не так, но с самоуверенностью молодых полагала, что Ричард простит ее за эту попытку, пусть и неловкую, ему понравиться. Рот у нее пересох, сердце бешено колотилось, руки вспотели.
Он просил ее стать его женой! Это было самое неожиданное, самое пугающее из всего, что случилось с ней. И после обеда, слушая, как он говорит, встречаясь с ним глазами, она неожиданно решила податься ему. Это не было просто опрометчивостью. Эта мысль и раньше приходила ей в голову, но она отгоняла ее, хотелось, чтобы это было по взаимной любви, а не только из-за ее благодарности к нему. Она знала, что, ее девичья честь — святыня; она не читала романов, опровергающих это положение. И ее готовность принести себя в жертву только подчеркивала ее любовь. Для Ричарда ничего не жаль!