В ночь с 4-го на 5-е наше выступление едва не было задержано телеграммой, полученной генералом Гурко от генерала Скобелева о том, что по достоверным сведениям турки намерены сделать усиленную вылазку из Плевны на позиции генерала Скобелева. В три часа ночи пушечные выстрелы, треск ружейной стрельбы, раздавшиеся в стороне позиций Скобелева, явились в подтверждение только что полученной телеграммы и заставили генерала Гурко, его ординарцев и штабных вскочить со своих постелей и выбежать на улицу. Генерал Гурко отправил ординарца к Горнему Дубнику и Телишу с тем, чтобы задержать на всякий случай до утра движение выступивших уже в поход гвардейских частей, и сам, готовый сесть на коня, стал дожидаться новых известий от генерала Скобелева. Ночь была светлая, лунная, но очень холодная, с северным ветром, доносившим до нас ярко знакомые звуки непрерывного треска ружейной пальбы и отдельных глухих ударов орудий. Огонь был частый и сильный и заставлял предполагать о серьезном столкновении: «Уж не сам ли Осман-паша прорывается из Плевны?». Но часа через два перестрелка стала стихать и к 5 часам утра умолкла вовсе: то была, вероятно, одна из часто повторявшихся в последнее время вылазок турецких на позиции, занятые генералом Скобелевым. Мы поспешили вернуться к своим постелям, доспать немногие остающиеся до выступления часы и согреться, снова зарывшись в солому от ночного холода. Ужасно, когда думаешь о раненых и умирающих в такую холодную ночь где-нибудь в открытом поле или в земляной канавке, вырытой для самообороны!