С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II

Горячо благодарю тебя за твое милое письмо. Как досадно, что Бэби должен лежать, но, конечно, так для него лучше – только бы не было болей! Это хорошо, что ты отправляешь Георгия – чем больше ты их заставляешь двигаться, тем лучше, ничего хорошего нет в том, чтоб торчать на одном месте без всякого дела. Алексееву следовало бы дать 2-месячный отпуск, найди себе кого-нибудь в помощники, напр. Головина, которого все чрезвычайно хвалят – только не из командующих армиями, – оставь их на местах, где они нужнее. У Пустов. слишком много работы, и ты – один, и, кроме того, ты не можешь тронуться с места, и, быть может, свежий человек с новыми мыслями оказался бы весьма кстати. Человек, который так страшно настроен против нашего Друга, как несчастный Алекс., не может работать успешно. Говорят, у него нервы совершенно развинчены. Это понятно: сказалось постоянно напряжение «бумажного» человека; у него, увы, мало души и отзывчивости.

Закладка Аниной церкви прошла хорошо, наш Друг был там, а также славный епископ Исидор, епископ Мельхиседек и наш Батюшка и т. д. Сегодня повидаюсь с Гр. Штюрмеру очень досадно и грустно, что они так тебя терзают и что он отчасти тому причиной. Я его подбодрила, и он немного успокоился и преисполнен добрых намерений. Он находит, что Родзянко следовало бы лишить придворного мундира за то, что он не остановил этих негодяев, когда они в Думе говорили такие ужасные вещи и так инсинуировали. Он поручил Фредериксу сделать ему выговор, но старик не понял его и написал Родзянко, чтоб он в будущем не допускал ничего подобного. Не прикажешь ли лишить его придворного звания сейчас, либо при первом же случае, когда он вновь допустит что-либо затрагивающее тебя, ужасный человек!

Что хотел сказать «Миша-дурак» тем, что он и Георгий получили знаки отличия от Джорджи «за мое изобретение, что меня очень обрадовало»?

Наш Друг очень недоволен браком Ольги. Он находит, что это было нехорошо по отношению к тебе и что это не принесет ей счастья. Ах, Господи, я тоже невыразимо жалею об этом ее поступке (хотя понимаю ее вполне естественное стремление к личному счастью).

Милый, остерегайся, чтобы Николаша не вырвал у тебя какого-нибудь обещания или чего-нибудь подобного, – помни, что Гр. спас тебя от него и от его дурных приближенных. Не позволяй ему ездить в деревню, а пусть едет обратно прямо на Кавказ, где он должен быть. Прости, что пишу тебе это, но я чувствую, что так надо. Будь холоден, не будь слишком добр с ним, с Орловым и Янушкевичем. Ради блага России помни, что они намеревались сделать – выгнать тебя (это не сплетня – у Орл. уже все бумаги были заготовлены), а меня заточить в монастырь. Ты не касайся этого в разговоре, так как все это миновало, но дай им почувствовать, что ты не забыл и что они должны тебя бояться. Они должны дрожать перед своим Государем: будь более уверен в себе, Бог тебя поставил на это место (это не спесь), ты – Помазанник Божий, и они не смеют этого забывать. Они должны почувствовать твою власть – пора, ради спасения твоей родины и трона твоего сына. Прощай, любимый. Благослови тебя Бог! Осыпаю тебя нежными поцелуями.

Навеки твоя старая

Солнышко (Мама).

Я совершенно одурела.

Только что видела нашего Друга: «Скажи ему по-хорошему привет». Он был очень весел после обеда в трапезной, но не пьян. Некогда писать. Он говорит, что все будет хорошо.

Благословляю и целую без конца.

Ц. ставка. 5 ноября 1916 г.

Моя бесценная душка,

Нежно благодарю за дорогое письмо. Я очень огорчен, что расстроил тебя и рассердил, переслав тебе оба письма Н., но, так как я постоянно спешу, я их не прочел, так как он долго и подробно говорил о том же.

Но о тебе он не упоминал совершенно, останавливаясь только на историях со шпионами, фабриках, рабочих, беспорядках, министрах и общем внутреннем положении! Скажи он что-либо о тебе, неужели ты сомневаешься в том, что твой муженек не вступился бы за тебя?

Я должен прибавить, что он не хотел давать мне своих писем – я их просто взял у него, и он их отдал довольно неохотно! Конечно, я его не защищаю, но объясняю факты, как они были.

Ноге Бэби немного лучше. Он очень хорошо спал, и болела она только с 1/4 часа вечером.

Вчера я принял славного ген. Маниковского, начальника артилл. управления. Он рассказывал мне много относительно рабочих, об ужасной пропаганде среди них и огромных денежных суммах, раздаваемых им для забастовок, и что, с другой стороны, этому не оказывается никакого сопротивления, полиция ничего не делает, и никому дела нет до того, что может случиться! Министры, как всегда, очень слабы – вот и результат.

Теперь пора кончать, моя голубка. Храни Господь тебя и девочек! Нежно целую.

Навеки твой старый

Ники.

Ц. С. 6 ноября 1916 г.

Ненаглядный!