С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II

Опять пасмурно и прохладно – барометр падает; куда же пропало лето? Мы его почти не видали. Вчера в 10 ч. вечера прибыл поезд Анастасии, и я с ней вместе обошла его. Масса тяжелораненых – они бесконечно долго были в пути. Там было несколько ее каспийцев – офицеров, внук Храпова, двоюродный брат которого дважды лежал у нас. Солдаты из финляндских полков, 1 и т. д. Несколько беломорцев с крестами – все с австрийского фронта. Я раздала медали наиболее тяжело раненным; из них многие отправлены в Павловск, в лазарет т. Ольги. Мы хотим расширить наш маленький лазарет до 35 постоянных коек для офицеров. Сейчас шестеро их лежит в комнате, где у нас раньше помещались солдаты (где лежала Аня). Мы хотим пристроить флигель с комнатой на 20 солдат, прибавить еще ванную для них и помещение для санитаров – это можно скоро сделать, прошлой осенью мы пристроили большую приемную. Солдатам нравится лежать у нас, и было бы жалко прекратить прием их к нам. Прежде мы работали в большом доме, а это гораздо уютнее. Вильчк. и Данини придут сегодня утром с планами. Все этим чрезвычайно заинтересованы; все чувствуют себя там, как дома, тем более, что мы проводим с ними все вечера. После завтрака закончу это письмо, а сейчас спешу к Знаменью и на работу. Слава Богу, что Он мне дал силу снова взяться за дело: работа дает такое успокоение!

Дети императорской четы: великая княгиня Ольга Николаевна и цесаревич Алексей. Около 1911 г.

От души благодарю тебя за твое милое письмо. Телеграмма нашего Друга очень утешительна, ибо этот постоянный дождь и холод в июле опять задерживают дальнейшее продвижение. Я все-таки собираюсь покататься, так как у меня тяжелая голова. Думаю, что тебе следует ответить на первый вопрос Ольги в том смысле, что она должна написать кн. любезное письмо, так как та ее очень любит, и ей будет менее обидно, если она ей сама все объяснит; что она благодарит ее за долголетнюю службу, но что сейчас ей фрейлина больше не нужна, а потому они должны расстаться; и хотя – так как она остается Великой княгиней – ей в некоторых случаях может понадобиться фрейлина, но она не желает показываться при официальных выходах. Все же, после войны будут такие случаи: возможны брачные церемонии наших детей в будущем и т. п. – тогда дорогая матушка временно уступит ей одну из своих фрейлин – я думаю, что она, конечно, обсудит с ней этот вопрос, – ей, разумеется, следует прежде всего посоветоваться с ней.

Ники завтра будет у нас к чаю, так как он сегодня у Штюрмера. Мы получили сведения об Едигарове. Бедный малый: вообрази, командир не хотел позволить ему ехать в Россию даже для того, чтобы приискать себе занятие, – все же тетерь он скоро приедет. Он не хотел дать ему твоего эскадрона, и это для него было страшным ударом, так как он имел полное право на получение его. Что я могу ему посоветовать? Перейти к моим крымцам или еще Бог знает что? Что ты мне посоветуешь на этот счет?

Теперь должна кончать. Поздравляю тебя с днем ангела дорогой матушки и нашей большой Марии. Вспомни Минни, маленькую Марию П. Бог да благословит тебя! 1000 жгучих поцелуев шлет тебе навеки твоя

Твоя.

Ц. ставка. 21 июля 1916 г.

Моя бесценная!

Нежно благодарю за дорогое письмо. Я только что видел Воейкова, который привез мне твой привет. Да, он доволен, что избавился от дела с Кувакой.

Я тоже ему посоветовал не быть самоуверенным, особенно в таких серьезных вопросах, как окончание войны! Мне очень нравится старый Максимович – порядочный, честный человек, с ним приятно иметь дело.

Пожалуйста, настой на том, чтобы «старик» не появлялся здесь до 6 августа. Он должен был ехать лечиться в Романов. Инст. в Севастополе, а Воейков говорит, что он собирается в скором времени вернуться сюда! Я нахожу, что это очень глупо. Так как ты единственный человек, которого он слушается, прошу тебя, напиши ему, что он должен отдохнуть 3 недели на Сиверской.

Бог даст, через 6 дней я опять буду в твоих объятиях и чувствовать твои нежные уста – что-то где-то у меня трепещет при одной мысли об этом! Ты не должна смеяться, когда будешь читать эти слова!

Эристов и Козлянинов уехали – первый в Киев, а оттуда в свой полк. Я передал ему письмо для мама. Приехали Мордвинов и Раевский. Последний растолстел и стал живее – вероятно, это война сделала.

Идет дождь. Пора кончать.

Да хранит, моя душка-Солнышко, Господь тебя и девочек!

Горячо целую тебя.

Навеки твой старый

Ники.

Ц. С. 22 июля 1916 г. Мой родной, бесценный!

Опять ливень.

Очень благодарна тебе, любимый, за твое нежное письмо, я так была счастлива, получив его! У нас был молебен в Феод. с. – была графиня Воронц., графиня Бенк., к-ня Долгор., т-те Нилова, Дедюлина и наши фрейлины также. Сейчас у меня будет Велеоп. Я с некоторым страхом думаю об этом, ибо я уверена, что не смогу вполне согласиться с ним; думаю, что было бы разумнее несколько обождать, и ни в коем случае не следует идти на слишком большие уступки, иначе, когда настанет время нашего Бэби, ему трудно тогда придется.