С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II

Посылаю Павлу вазы и записку, так как не могу быть у него – сердце снова расширено. Сегодня уже неделя, как не выхожу из дома. Я все еще не могу принимать лекарств, что очень досадно. Вчера я опять принимала в течение двух часов – и перед тем еще 3/4 часа – Апраксина и дядю Мекка относительно Кавказа, Раева (основательная беседа), Шаховского (длинный разговор). Оказывается, Поливанов и Гучков снова работают рука об руку. Я прочла копии с 2-х писем Гучкова к Алекс., и велела буквально скопировать одно из них для тебя, чтоб ты мог убедиться, какая это скотина! Теперь мне понятно, почему А. настроен против всех министров – каждым своим письмом (по-видимому, их было много) он будоражит бедного Ал., а затем в письмах его факты часто намеренно извращаются. Все министры чувствуют антагонизм с его стороны в ставке, и теперь им стала ясна причина этого. Когда ты получишь это письмо, то ты должен серьезно поговорить с Ал., так как эта скотина подрывает в глазах А. все правительство – это настоящая низость и в 10000000 раз хуже, чем все то, что написал Пален своей жене. Надо изолировать Ал. от Гуч., от этого скверного, коварного влияния. Затем я принимала епископа Антония Гурийского – чарующее впечатление, милая грузинская интонация в голосе, – он знает нашего Друга дольше, нежели мы, – был много лет тому назад ректором в Казани. Он хоронил Багратиона, я просила его оказать мне помощь в деле сбора вещей, белья и т. д. на Кавказе и вообще помочь Апраксину, когда я пошлю его туда в будущем месяце. Сильно осуждает Ник и всех их (в разговоре с Аней) – он слишком резок и груб по отношению к грузинам. Теперь я узнала, кто экзарх – помнишь Платона из Америки? – мы его видели в Ливадии, он говорил по-русски с американским акцентом, несимпатичный и страшно самоуверенный, – он превосходен для Америки, но не для Кавказа, – теперь я понимаю, почему Н. хочет провести его в митрополиты!!! Что ж, этот человек всегда был честолюбив, хитер и умен, и уже успел обойти Н. Быть может, придется его уволить, если он и дальше в такой степени будет нелюбим. Питирима они по-прежнему обожают. Он приезжал на хиротонию их священника в епископы, имя последнего Мельхиседек (наш Друг говорит, что из него в будущем выйдет прекрасный митрополит). Но, конечно, сейчас в Тифлисе не нужно никакого митрополита – они просто хотят устроить там свой двор и всякое великолепие, скоро они потребуют отдельных министров для себя. Н. говорит, что это нужно для покоренной нами страны, – ерунда, – в Польше ведь никогда не было митрополита. Представь, Синод хочет поднести мне грамоту и икону (вероятно, за мой уход за ранеными) – ты себе представляешь меня, бедную, принимающей их всех? Со времен Екатерины ни одна императрица не принимала их одна; Гр. в восторге от этого (я не разделяю Его радости), но странно, разве это не меня они постоянно так боялись и осуждали? Ну, хорошо, довольно деловых разговоров.

К нам привезли еще офицеров из Варш. Гв. и т. д. – я в отчаяньи, что не могу работать и повидать их. 3 старшие девочки были в поезде сестры Ольги и раздавали медали, они видели так много интересного. Сегодня О. и Т. едут в город в Татьянин комитет. Наш Друг выразил желание видеть меня сегодня вечером в маленьком домике. (Его жена тоже там будет.) Он говорит, что мне от этого не станет хуже. Говорит, что не надо слишком заботиться, Бог нас выручит на войне.

Сегодня принимаю Протопопова и Ильина – ежедневно посетители, и приходится много работать головой, приходится решать много вопросов и уяснять их другим.

Мне тоже жаль, что Ольга сейчас хочет выйти замуж – что же будет теперь с ее лазаретом? И вообще я все-таки глубоко огорчена этим браком, хотя мне хочется, чтоб она, наконец, нашла свое счастье. Маленькая Мари завтракала у нас. Она хорошо выглядит, у нее мало работы, так как она не ухаживает за ранеными, а следит за хозяйством, что доставляет ей много хлопот, кроме того она руководит комитетом Эллы в Пскове. Лето она прожила в маленьком домике близ монастыря, где живет старец, которого она очень почитает. Она произвела на меня хорошее, бодрое впечатление. Дмитрий дразнит ее (это ее огорчает, да и все остальное), что она уродлива в наряде сестры, что городские платья ей гораздо более к лицу и т. д. Это все так глупо – надо бы радоваться тому, что дитя нашло себе занятие, которое ее удовлетворяет. Она не представляет себе, что она станет делать после войны. Прилагаю письмо, полученное Аней от Бреслера, чтоб ты мне сказал, что ему следует ответить, – можно ли ему приехать лично представиться или же он должен послать тебе прошение через меня?

Царевич Алексей со своим любимым спаниелем Джоем. Могилев. 1916 г.