С царем в Тобольске. Воспоминания охранника Николая II

Нелегко передавать разговоры, постоянно боишься сказать не теми словами и исказить смысл сказанного. Начинаю с того, что посылаю тебе копию с одного из писем Гучкова к Алексееву – прочти его, пожалуйста, и тогда ты поймешь, отчего бедный генерал выходит из себя; Гучков извращает истину, подстрекаемый к тому Поливановым, с которым он неразлучен. Сделай старику строгое предостережение по поводу этой переписки, это делается с целью нервировать его, и вообще эти дела не касаются его, потому что для армии все будет сделано, ни в чем не будет недостатка. Наш Друг просит тебя не слишком беспокоиться по поводу продовольственного вопроса. Поэтому я и телеграфировала тебе ночью вторично. Он говорит, что все это наладится само собой, что новый министр сразу взялся за дело. Бобринский, вероятно, говорил об их общей телеграмме, обращенной к губернаторам, что было очень умным шагом. Их надо заставить использовать свои полномочия возможно шире.

Я велела Протопопову написать тебе об этом; он ответил, что это было бы нарушением этикета, так как он еще не представлялся тебе и не желает тебе докучать. Я сказала, что это неважно и что мы с тобой придерживаемся этикета лишь в официальных делах, но в остальном предпочитаем быть постоянно осведомленными обо всем. Другая ошибка, по мнению Прот. – и я с ним вполне согласна – в том, что запрещен вывоз из одной губернии в другую – это абсурд: в одной совершенно отсутствует скот, в другой – избыток его; конечно, надо позволить вывозить оттуда его и т. п. У помещиков хотят реквизировать все их леса (в другое перо наливают чернила), это несправедливо, так как некоторые помещики живут исключительно с доходов от этих лесов, и им теперь очень трудно живется; следует хорошенько это обдумать и реквизировать немного в одних именьях, а в других, имеющих иные средства, кроме леса, для поддержания своего хозяйства, брать больше, – он сказал это Шаховскому. Мы проговорили целых 1 1/2 часа – этого никогда не бывало, а я даже не запомнила его лица.

У него хитрое брусиловское лицо, когда он прищуривает один глаз. Очень умен, вкрадчив, великолепные манеры, очень хорошо говорит по-французски и по-английски, по-видимому, привык говорить; не будет зевать, как обещал мне (но его следует держать в руках, говорит наш Друг, чтоб он не возгордился и не испортил всего). Я очень откровенно говорила с ним о том, что твои приказы систематически не выполняются, кладутся под сукно, о том, как трудно верить людям: обещания даются, но не выполняются. Я больше уже ни капли не стесняюсь и не боюсь министров и говорю по-русски с быстротой водопада!! И они имеют любезность не смеяться над моими ошибками. Они видят, что я полна энергии и передаю тебе все, что слышу и вижу, что я твоя опора, очень твердая опора в тылу, и что, уповая на Божью милость, я могу быть тебе немножко полезной. Шах. просил разрешения приходить во всех трудных случаях, Бобр. также, этот тоже, а Шт. приходит каждую неделю, так что, быть может, мне удастся их объединить. Я настойчива и твержу одно и то же, а наш Друг помогает мне советами (только бы и дальше стали слушать Его!). Все должно наладиться и будет налажено, милый.

Прот. ищет заместителя Обол., так как это более чем необходимо – он было наметил Спиридовича, я сказала, что нет, что мы с тобой это обсудили еще раньше и нашли, что он больше подходит для Ялты, чем для столицы. Он велел Об. ежедневно приходить к нему с утренним докладом, дал ему распоряжение относительно хвостов в городе, чтобы продукты предварительно развешивались, чтобы народу позволено было ждать во дворах, не снаружи на улицах, но тот ничего не сделал до сих пор, он совершенно неспособен занимать подобный пост, а слишком важен, чтоб удовлетвориться местом губернатора.