С волками жить

– Мой любимый праздник. Миры наши – в муках, видишь ли: это заполошное гомонливое прибежище чувств и то величественное Другое царство, они нескончаемо трутся друг об друга, как громадные незримые тектонические плиты, и по мере того, как солнце клонится, преграды истончаются, их ежедневно обстругивают ножи тьмы, покуда стена не превратится в перепонку, а та не прорвется, и мертвым не позволят привольно смешаться с нами, а мы, ежели обладаем знанием и выберем это, не сможем перейти на ту сторону, в землю мертвых. Таковы события, для которых придумали слово «истина». Культуре, предпочитающей населять комнату смеха обманчивости, будет трудно – и это не удивительно – засечь такие яви… Вот это, конечно, мы и пробуем сделать тут, в «Мосте» – создать атмосферу, в которой можно возвысить одну истину: настоящий секс. Но что же мы получаем? Этот секс из комиксов, в котором вы, американцы, судя по всему, барахтаетесь. Все дело в вашем шарме, полагаю, в почве для материального успеха – потому-то вас и затопляют иммигранты. Ну кто ж не любит хорошую сказочку? Но вы желаете из всего сделать мультик: из ваших фильмов, вашей одежды, вашей мебели, ваших книг, вашей еды, но особенно – из вашего секса. Чтобы все ярко и вкусно. Однако вы играете с самими собой в грязную игру. Этот идеал честности и открытости – жалкое надувательство. Вы притворяетесь такими невинными, хотя никто из вас не таков, и вот этот балаган поистине порнографичен… Дома в западной Исландии у нас есть священное место, которое называется Хельгафелл. Сегодня туда и оттуда автобусами возят туристов – вид на гористое побережье открывается превосходный, – но тысячу лет назад этот скалистый выступ считался тем местом, где находится дверь в Другой мир. То была священная земля, которой человек молился, ты немытым не осмеливался поднять взгляд на этот холм. Какие ритуалы там проводили, мы можем лишь воображать. Однажды, отравленные прозорливостью юности, мы с Фреей украдкой взобрались на скалу и совершили там наш первый акт отступнического секса, свой налет на нормальность. Мы церемонно разделись догола и занялись любовью, как животные, под укусы ветра и стоны моря. Секс при таких обстоятельствах возбуждает превыше всяческих фантазий, и волей-неволей задаешься вопросом, отчего оно так. Экзальтация крови, мускулистая твоя плоть приподнимает все твое существо, предлагает его, какое бы существо ни дремало среди поворотов и изгибов нервов твоих – оно просыпается, зримо оживает, словно магнитное поле, пульсирующее вокруг высоковольтной линии, желтые глаза его раскрываются, и оно встряхивается и воет, а стихии отвечают на этот вой – твой дракон взывает к дракону мира природы и получает роскошный ответ. Такова была действительность, в какой перемещались наши предки, и она доступна нам даже сегодня через любую из трех отдельных дверей: секс, искусство и убийство. И каждое из этих отдельных деяний, как это ни странно и довольно уместно, имеет равные доли примеси двух других. Думаю, Фрея противится, но в итоге и она дойдет до логического конца наших замыслов. Ибо истинное откровение всей нашей работы, даже этих глупеньких эротических видео, таково: мы не знаем, кто мы такие… Что ж, это страшно, мальчики и девочки, и единственный ответ на ужас, как это прекрасно знали наши предки, есть ритуал, умиротворение испуга. Поскольку, когда ты там в живой тьме и вдруг ощущаешь, как на кроличье сердчишко твое налагается собственническая лапа, на мешок мяса, который ты полагал собою, каков еще тут выбор, как не склониться в молитве, нацепить латы наготы, взять щит благодати… Бессмысленная белиберда для современного слуха, я знаю хиповых модниц вроде нас, кто предпочитает принимать свои дозы лихорадки и мускуса на конце длинной ложечки камеры. Эмоции, для жилья которых некогда строили соборы, нынче, кажется, сбежали в темные святилища наших почитаемых многозальников. Лишь временное переселение, боюсь. С каждым минующим годом просмотровые залы – кто бы уже назвал их кинотеатрами – становятся все меньше, экраны сжимаются, становятся не такими внушительными, а мы приближаемся во всех аспектах жизни к размерам телевизора. Как и сказала дама: «это картины измельчали»[77]

; к сожалению, также измельчали мы сами. Но, опять-таки, притворство может нас лишь докуда-то довести, верно, Перри? Именно поэтому я б и хотел тебя здесь на моем гала-представлении Самайна. От него мозги вышибет. Ты из воинов, Перри, ты настоящий берсеркер?

Клок улыбнулся, зубы у него – старые и желтые, как артефакты у Фреи в кабинете.

Не успел Перри вылепить подходящий ответ, с известием о том, что съемка сейчас начнется, прибыла Элси. За домом требовались услуги Перри. Элси и Эрик зыркнули друг на дружку с непростительной враждебностью адъютантов генералов-соперников одной армии.

– Не забывай, Перри, – предостерег Клок, – тут водятся драконы… – И он коснулся своей промежности, – …и тут… – головы, – …и тут… – сердца.