С вождями и без них

Позволю себе только еще раз пожалеть о том, что не удалось поставить заслон перед частным владением. Теперь и те, кто самозабвенно его проталкивал, вынуждены признать, что "не должно быть концентрации СМИ в одних руках сверх определенного предела". Как не признать, если этот принцип поддержал даже Совет Европы! Непонятно, правда, кто и с какой меркой будет определять предел беспределу. Но хорошо хоть так. Ведь именно благодаря отсутствию всякого общественного контроля газеты и телеканалы оказались "разобраны" олигархами, между ними то и дело разгораются скандальные разборки, в журналистике процветает узкая каста конформистов, а творческой, неординарно мыслящей молодежи пробиться в эфир и печать едва ли не трудней, чем в "подцензурные времена". С угрожающей одномерностью из года в год деградирует "культурное наполнение" большинства телепередач и публикаций. И все чаще задумываешься: что толку в свободе слова, если оно все меньше очищает и все больше загрязняет общественную атмосферу?

Михаил Сергеевич стал первым советским руководителем, который, как лидеры западных демократий, не отказывался от общения с прессой и регулярно собирал у себя редакторов газет и журналов, руководителей творческих союзов, именитых писателей, музыкантов, художников, театральных деятелей. Такие встречи проходили, как правило, в Мраморном зале, рассчитанном на 100 с лишним мест. Генсек начинал их кратким вступительным словом, терпеливо выслушивал то, что хотела ему сказать интеллигенция, а затем сам на час-полтора брал слово, чтобы прокомментировать выступления, что-то признать, от чего-то откреститься, в чем-то попросить подмоги.

Разговор шел прямой и нелицеприятный. Вот какой телеграфной записью отражено в моем блокноте содержание выступлений редакторов газет и журналов, деятелей культуры на встрече с Горбачевым весной 1990 г. Д.С. Лиходеев: распродают ценности искусства. С.В. Михалков: детская литература гибнет. М.Ф. Шатров: мы вступаем в смутное время. С.С. Залыгин: нужно выжить. Ю. Бондарев: мы разрушили триаду - государственность, народность, веру; гласность - это ложь, больше похожая на правду, чем сама правда; нужен порядок. А.А. Беляев: идеология распалась. Ю.В. Свиридов: спасти русское хоровое пение. Ч.Т. Айтматов: главное - сохранить единство страны. В.Г. Распутин: спасти государство и культуру. Б.С. Угаров: возродить патриотизм. М.А. Ульянов: не допустить, чтобы дошло до голодных бунтов и крови, чтобы к капитанскому мостику прорвались супермены с кулаками.

А вот что говорил им Горбачев: "В час испытаний более всего необходимо общественное примирение. Нельзя допустить углубления конфронтации, необходим еще один "общественный договор", нужно дать народу точку духовной опоры, и ею может быть только идея гражданского согласия. Альтернатива согласию гражданская война или возвращение в тоталитарную казарму. В последнее время все пугают заговором, помогла распространению панических слухов и печать. Думаю, вы не сомневаетесь, из нынешнего президента диктатора не получится. Надо искать такой путь, который позволит навести порядок, не входя в противоречие с Конституцией и волей республик. Они должны понять, что Центр меняется, теперь это их коллективный орган. Но, конечно, придется, где надо, принимать и жесткие меры, сохраняя главное направление перестройки".

Гласность у нас всегда понималась не просто как свобода слова в западном понимании, а как нечто большее - совет властей с народом, их взаимная ответственность. К тому Михаил Сергеевич и вел дело. Беда, однако, в том, что круг участников этих "соборных встреч" был узок и почти не менялся. Приглашались чаще люди знатные, привыкшие к благоволению начальства и считавшие своим долгом платить ему той же монетой.

Мне не приходилось составлять списки приглашенных - этим занимался Фролов, "ведавший" культурой. Но однажды я спросил у Михаила Сергеевича, почему бы не пригласить и тех, кто не станет деликатничать, выложит, что думает. Польза от этого будет двойная: он будет знать настроение творческих слоев, которые чувствуют себя отверженными, а они в свою очередь оценят оказанное внимание. Конечно, не та это публика, чтобы ее приручить, но будут повежливей, и то ладно. Что скажут Сергей Залыгин или Григорий Бакланов, выступающие на каждой такой встрече, вы заранее знаете. Так, может, послушать, скажем, с одной стороны, А. Проханова, А. Ланщикова, В. Бушина, а с другой - Л. Баткина, Ю. Буртина?

Михаил Сергеевич согласился, но в очередной раз в зале мелькали все те же лица: привычнее было иметь дело со старыми знакомыми. В результате встречи стали походить на заезженную пластинку. И сам президент, и "интеллектуалы" потеряли к ним интерес.