С вождями и без них

Есть и другое объяснение названному феномену. Оно заключается в том, что смена коммунистической доктрины на социал-демократическую многократно облегчается их общим идейным происхождением. За небольшими, хотя и существенными исключениями (диктатура пролетариата, примат классовой борьбы, ориентация на революционное насилие), набор ценностей, которым апеллирует марксизм, безупречен с точки зрения демократического сознания. Свобода, равенство, братство, социальная справедливость, демократия, прогресс - разве не этому нас учили в школах и институтах, не об этом же мы писали в книгах и проповедовали с партийных кафедр? Разве лозунг "От каждого по способностям, каждому по труду" не составляет неотъемлемый элемент подлинно демократического сознания, а "моральный кодекс коммунизма" не повторяет чуть ли не дословно заповеди Священного Писания и нравственные максимы, выношенные философской мыслью?

Вот почему нашим партийным функционерам даже самого высокого ранга нет нужды совершать над собой насилие, совеститься предательством принципов и переходом в другую веру, за что их почем зря честят фанатики типа Нины Андреевой. Именно этим ценностям они смолоду клялись быть верными, именно этим богам поклонялись. Больше того, если раньше, произнося слова "свобода и демократия", совестливый коммунист ощущал себя лицемером, зная о колоссальном разрыве между идеей и практикой, то теперь он может черпать вдохновение в том, что прекрасные политические лозунги обретают в жизни истинный смысл. И если мы говорим - выборы, так это действительно выборы между несколькими кандидатами, а не опереточный фарс. Если говорим о политической свободе, так это действительно возможность инакомыслия. За что же и на каком основании можно осуждать людей, которые получили возможность поступать в лад со своими убеждениями и решили ею воспользоваться?

Наконец, есть еще одно объяснение тому, что я назвал идейным перевоплощением или политической метаморфозой. Институт номенклатуры представляет собой одну из опор, на которых держалась вся прежняя наша политическая система. Нельзя сказать, что это было оригинальное изобретение советского режима. Во всех государствах - деспотических и демократических, монархиях и республиках - существует система подбора, подготовки и расстановки управленческих кадров. И в этом смысле наша Академия общественных наук или Институт международных отношений ничуть не хуже и не лучше Итона и Оксфорда в Англии, Гарварда и Принстона в США, Эколь де Пари во Франции, аналогичных учреждений в других странах, где готовят будущих министров, послов и прочую государственную знать.

Но, пожалуй, никогда и нигде не было еще системы, выстроенной с таким тщанием и изощренностью, так надежно защищенной от всяких опасных нововведений, как партийная номенклатура. Подбор в нее производился самым скрупулезным образом, причем если на первых порах после революции решающее значение имело социальное происхождение, которое, по идее, гарантировало чистоту классовых помыслов, то позднее этот критерий сохранялся больше для проформы. На первый план выходили верность системе, истовость служения ее целям, а уж потом профессиональные качества. Решающий перелом произошел в годы Отечественной войны, когда обнаружилась, так сказать, профессиональная непригодность Ворошилова, Буденного и многих других, отличившихся в революцию и гражданскую войну. Сталин был вынужден сделать ставку на новое поколение военачальников и командиров производства. Тогда фактически был перетряхнут весь кадровый состав партийного и государственного руководства. И в добавление к тем, кто стал жертвой политических репрессий, были заменены многие неспособные люди. Вопреки распространенному мнению, будто каждая последующая "гарнитура" руководителей была хуже предыдущей, война, с ее неумолимой потребностью вручить бразды правления в руки самых талантливых людей, каких страна тогда имела, привела к благотворному обновлению управленческого корпуса. Лучшим тому свидетельством служит и сама победа в Отечественной войне, и поразительно быстрое по всем меркам послевоенное восстановление.