С вождями и без них

На этом бы остановиться. Пусть не имеющая аналогов (в конце концов в политике, как в спорте, возможны свои рекорды), но все же человеческая. Увы, Самойлова, как и Олейника, неудержимо тянет "по ту сторону". Стоя на полярных позициях, тот и другой не могут, не хотят поверить, что все у нас случившееся есть дело рук человеческих. И в то время как Олейник усмотрел в деятельности Горбачева происки сатаны, Самойлов убежден, что "этого человека вели и охраняли какие-то могущественные, внешние по отношению к нам силы, обязанные в данном случае проявить себя более откровенно, чем когда-либо в политической истории". Здесь, утверждает он, "вполне можно применить понятие "чудо" в том его значении, которое предполагает явление людям действа, необъяснимого ни с точки зрения обыденного человеческого опыта, ни с точки зрения науки... Горбачев - это воплощенная с беспрецедентной откровенностью воля провидения"**.

Как политолог, заключает Самойлов свою "разгадку" Горбачева", я другого объяснения этому феномену не нахожу. Между тем именно в этом пункте автор статьи, содержащей немало глубоких наблюдений, расстается с наукой и вслед за Олейником вступает на бесплодный путь мистических откровений. Методологическое сходство находит отражение и в словаре двух авторов. Слова "антихрист", "зверь", "дракон" то и дело мелькают в языке Олейника, они же, с противоположным знаком, составляют языковой материал Самойлова ("оказывается, добро способно проникнуть в... самый мозг Дракона, в самое логово зверя..." и т. п.).

Сходство здесь не только методологическое, оно и существенное. Оба автора, выражаясь словами Маркса, приписывают своему герою (антигерою) "небывалую мощь личной инициативы", делают его, по сути, единственным творцом исторического процесса. И есть своя логика в том, что после этого представляется невозможным возложить подобную непосильную ношу на Человека, "поневоле" приходится допустить вторжение небесных сил. Одно заблуждение влечет за собой другое.

Гомер в "Илиаде", живописуя подвиги Ахилла, Гектора и других ахейских и троянских воинов, тоже слал им на помощь Ареса или Афину, когда, казалось, отвага и воинское искусство воителей превосходят человеческие возможности. Но, смею думать, для великого слепца это был больше художественный прием, а для наших авторов, увы, "включение" потусторонних сил становится, похоже, символом веры.

Кто же он, все-таки, наместник Сатаны или посланец Божественного провидения?

Он незаурядный русский человек с южным говорком и отметиной на лбу, потомок казацкой вольницы, наделенный дарованием атамана, вожака, политического деятеля, которому стечением обстоятельств суждено было сыграть роль реформатора своей страны.

Стиль его как политика открыт для обозрения, прослеживается в каждом пережитом эпизоде. А вот наблюдения за характером.

У него нет ни малейшей склонности к мистицизму, веры в знамения. Однажды я спросил, приходила ли ему мысль о высоком предназначении. Это было в самолете на пути в Ереван, и Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной рассказали, что в молодости, когда им было под 30, обоим приснился один и тот же сон: длинный черный туннель, в конце которого внезапно вспыхнуло мощное свечение и огненный столп вознесся куда-то вверх. Поговорили, посудачили: "Что бы это значило?" Раиса Максимовна сказала: "Быть тебе, Миша, великим человеком". На том и забыли.

А вообще Михаил Сергеевич не раз удивлялся своей судьбе - вознесению на вершину могущества и выпавшим затем на его долю испытаниям. Со смехом читал статьи, в которых говорилось о заключенной в нем "магической силе", проницательности взгляда, мощном биополе и т. д.

- Вот уж, ей-богу, никогда не замечал в себе таких способностей.

Хладнокровен. За пять лет тесного, почти каждодневного общения ни разу не видел его вышедшим из себя или окончательно потерянным. В самые драматические моменты сохраняет присутствие духа. Это идет от оптимистического мировосприятия, неистребимой веры в то, что в конечном счете, как говорил классик, "все образуется".

Честолюбив, как всякий крупный политический деятель. Честолюбие у него не дешевого пошиба, не направлено на собирание наград, орденов, званий - все эти символы его мало тешат, а преломляется в стремление совершить нечто значительное на благо своей стране и миру. Приемля достаточно спокойно хвалу и клевету, небезразличен к отзывам о себе людей выдающихся, к которым сам относится с почтением.