Сабля, трубка, конь казацкий

Учуяв приближение всадников, огромный бык на какое-то время замер, поводя головой. Длинные изогнутые рога тура, более темные и хорошо видимые на серебристо-сером фоне трав, напоминали наклоненную вперед рамку радиолокатора, ловящего устойчивый сигнал. Вот он повернул голову в мою сторону, потом – нацелился на запорожца. Но тут «гулящая» корова снова призывно замычала, и тур, позабыв о людях или посчитав их неопасными, двинулся на зов плоти. Прибавляя в скорости с каждым шагом…

Расстояние до обоза не позволяло дольше медлить, полминуты, минута – и будет поздно. Поэтому Василий громко свистнул, привлекая внимание тура, пришпорил коня и понесся быку навстречу, немного забирая вправо. Метров на пять, не больше. А как только поравнялся с животным, выпустил в него, одна за одной, две или три стрелы…

Тур взревел от боли и, с удивительным для такой махины проворством, почти не теряя скорости и времени, развернулся в сторону врага. Я даже сообразить не успел, как это произошло. На той же корриде нападающий на тореадора бык, после промаха, бежит по инерции чуть ли не до противоположного края арены и только там, после продолжительных раздумий, изготавливается для повторной атаки. А здесь все произошло практически мгновенно.

Сухое пощелкивание тетивы, короткий рык боли… и огромный, разъяренный зверь уже атакует врага. В скорости не уступая галопирующему коню.

Отпустив поводья, Василий развернулся в седле и продолжал стрелять. Но, похоже, особого вреда это туру не причиняло, бока он не подставлял, а в наклоненный лоб метить, что из рогатки по броне танка щелкать. Там и кувалдой надо знать куда треснуть, чтоб результат был… Зато расстояние между всадником и ним сокращалось буквально на глазах.

Оставшись без управления, и подсознательно ища спасения у людей, конь запорожца не стал убегать в степь, а заложил широкую дугу, упирающуюся в обоз. И… по счастливой случайности пролегающую мимо меня…

Счастливой, поскольку и я заимел шанс принять посильное участие в охоте…

Свой первый и последний лук я держал в руках примерно в семилетнем возрасте. Он был изготовлен из вербовой ветки и рыболовной лески, стрелял вырезанными из камыша стрелами и предназначался для войны с лягушкам в пруду. Татарский лук, которым меня вооружил Василий, был куда тяжелее и туже. Но принцип действия тот же… Да и цель крупнее раз в сто. Именно это обстоятельство и подвигло меня на то самое геройство, которому поем мы песню.

Ясен пень, что с такой стрелецкой подготовкой в конкурсе на лучшего Робин Гуда я бы участвовать не стал, а попасть в тушу габаритами три на два, даже несущуюся во весь опор, с расстояния в шесть-семь метров можно попытаться.

В общем, изготовился в меру разумения и, когда черно-бурая махина поравнялась со мной, спустил тетиву. Получил по пальцам… и, конечно же, забыв о необходимости взять упреждение, промахнулся… Почти.

Мне повезло дважды. Во-первых, вытащенная наугад из колчана стрела оказалась не бронебойной, а режущей – с листообразным наконечником. Во-вторых, по той же счастливой случайности она не попала в бок туру, поскольку вряд ли нанесла бы ему хоть сколь-нибудь существенный вред. Зато очень удачно чиркнула по копчику… В том самом месте, где начинается хвост. Может, у быка там была старая, незажившая рана, а может, место такое, особо болезненное, я не ветеринар, не знаю, – но огромный зверь издал то ли булькающий, то ли икающий звук и остановился, зарываясь в землю передними ногами. А в следующее мгновение в мою сторону повернулась морда разъяренного животного…

В благообразного старичка с нимбом над головой, восседающего на облаке, чинно свесив ножки, я, как и большинство ровесников, никогда не верил. Зато теперь, глядя в налитые кровью и ненавистью глаза тура, нацеленные на меня рога, пышущие паром ноздри и слетающие с губ желтоватые хлопья пены, понял – церковь не врет: дьявол существует. И сейчас он подхватит меня на эти вилы и утащит прямиком в Преисподнюю. Чтоб не богохульствовал и лез куда не просят. Сказано: «в обоз к бабам», вот и нечего…

В общем, как гласит мудрость: всякое доброе дело непременно наказуемо.

Мой конь, кажется, тоже мнил себя большим грешником и ада опасался всерьез… Потому что даже не заржал – закричал от ужаса и ломанулся прочь со всех четырех копыт, не дожидаясь, пока недотепа-всадник соизволит очнуться и отдать команду. Да так резво, что едва не выбросил меня из седла.

Поводья были отпущены раньше – мешали стрелять, а теперь за ними последовал и лук. Осознавая, что моя жизнь сейчас зависит только от скорости коня и крепости рук, я прильнул к лошадиной шее, вцепившись в гриву так крепко, как только мог и заорал что блаженный:

– Выноси, родной! Давай! Пошел! Пошел!.. – или как-то так.

Вряд ли татарский конь понимал разговорную русскую речь, но от того, что я вопил ему прямо в ухо, ходу все же прибавил. Хотя, казалось бы, куда больше. Я даже не представлял себе, что лошади могут мчаться с такой скоростью. Земля под копытами мелькала с головокружительной скоростью.