Sacrifice (СИ)

Но вот глаза... Рут почему-то вспомнила слова одной русской девчонки, которые намертво впились ей в память. Разумеется, сама Самин не знала о слежке, или делала вид, что не знает. Во всяком случае, Рут тогда смогла хоть немного понять Шоу, которую по началу не могла терпеть. Тогда они не были в таких отношениях, как сейчас.

Я не думаю, что ты совсем ничего не чувствуешь. просто твои чувства слишком сильно приглушены, как звук на старой кассете. Но их голоса все еще есть, нужно только к ним прислушаться.

О, Шоу до сих пор хранит орден Ленина, который ей тоже подарила девочка. Тогда Рут могла наблюдать, как Шоу все-таки проявляла человечность, а как она немного неуклюже, но чертовски мило обняла ребенка. Рут умолчала об этом, но воспоминания хранила, как самое дорогое. Но, разумеется, даже если бы Рут рассказала о слежке, то она бы упрямилась, с невозмутимым видом доказывая обратное. Ее милая, чертовски упрямая Самин, которая настолько глушит все свои чувства, что даже Рут было не по себе.

Но сейчас еще больше она удивляется, выныривая из омута мыслей и воспоминаний, когда Шоу неуклюже, но искренне обнимает ее. Просто обнимает, словно прочитав ее самые сокровенные желания. Всего одно касание, которое заставляет душу угомониться, а сердце неспокойно затрепетать от таких нужных, очень даже нежных на удивление прикосновений.

— Не нужно делать это, если ты не хочешь, — едва смогла выдавить из себя Рут. Это нормально, что она чувствует себя до бешенства влюбленным подростком в этот момент?

Да и вообще, Рут уж точно знала, что Шоу терпеть не может, когда ее касаются, а касаться других она тем более не станет без своего желания. О, вспомнить бы лицо Шоу, которое потеряло всю свою невозмутимость, когда Рут крепко обнимает ее, после очередной «последней» ночи. Кажется, даже смущение промелькнуло на загорелом лице брюнетки в тот момент, но вся гамма чувств быстро сменилась саркастическим фырканием, и ироничным вознесением взгляда в потолок. Но ее не отталкивают, как было до этого. Между ними словно все перестало существовать, но, разумеется, Шоу как всегда упрямится, не желая признавать, что объятья не такие уж и, цитирую, «неудобные и вообще ненужные!».

Поэтому, Рут только прижимается щекой к плечу брюнетки, принимая столь неожиданный, но приятный и нужный уют и тепло со стороны Самин.

— Как думаешь, Лекса расколет его? Он же в говно, обдолбанный по самое не хочу. Не могу понять, как он умудрился поджечь дом в таком состоянии, — Рут фыркнула, наконец, немного успокаиваясь в кольце рук.

— Лекса и не таких раскалывала. Ты же знаешь, она прет, хер остановишь. Даже если он под кайфом, — Шоу глубоко вдохнула. Она немного корила себя за то, что Лексе досталось. Не стоило оставлять Лексу там одну. От увиденного любой бы пришел в ужас, но Лекса держится и делает это достойно. Лейтенант Эштон была почти единственным человеком, который смог завоевать расположение Шоу и уважение. Не только у нее, Шоу, но и у всего участка.

— Кларк знает о том, что произошло? — Рут опускает взгляд на пол.

— А ты как думаешь? Нет, Лекса уперлась, как баран, говоря, чтобы не звонили никому, — Шоу хмыкнула. Рут только легко ухмыльнулась. Кто бы говорил, Сэм, сама-то такая же. Она узнавала о ее ранениях только тогда, когда они оказывались дома.

— Пойдем-ка, проведаем их, — Шоу немного отстранилась.

— Давай. Думаю, Лекса не откажется от кофе.

Наверное, если бы не полицейский, стоявший на выходе, Лекса бы прикончила этого Майлза Андерсона на месте, не задумываясь. Этот в говно обколотый тир раздражал сильнее, чем любая выходка кого-либо из офицеров участка. Во всяком случае, Шоу и Рут так показалось. Через зеркало Гезелло*, которое разделяло помещение для наблюдения и, собственно, саму допросную, они могли наблюдать за переменой эмоций на лице брюнетки, и злость мелькала чаще всего.

Они даже подумывали о том, чтобы вмешаться. Но снаружи был очередной офицер из участка, поэтому они только присели на стулья, наблюдая. Парень действительно был в хлам, что-то бормотал, кричал что-то не внятное. Они сами не понимали, почему Лекса до сих пор не врезала ему.

— Они придут за вами... — он не смеялся. Он ржал, как конь, словно все, что происходило, было шуткой. Лекса сжала кулак до боли, чувствуя, как из раны на запястья, которую ей оставил Майлз в доме, начала снова кровоточить, а боль отрезвила ее.

Лекса потерла переносицу. Черт, пока он в ауте, ничего не выбьешь кроме бессвязных фраз и очередных вопросов, на которые, опять же, сможет дать ответ только Майлз. Разумеется, если у него будет вполне терпимый абстинентный синдром.Судя по его виду, он дозу покупает каждые несколько часов. Она будет не удивлена, если в следующий раз он накинется на нее с кулаками.