Сад

— А вы, девушки, с работой не запаздывайте, — просила она. — И всё-всё записывайте о конопле.

— Ни к чему затея, — отмахнулась Тася. — Всё равно двух урожаев не видать. Здесь не тёплая сторона. Не юг.

Гутя поспешила успокоить Веру:

— Я записываю. Погляди. — Она подняла свой шест с земли и показала зарубки, нанесённые с одного конца. — На сантиметры буду мерять, как растёт конопля.

— Ты, подружка, золотая! И все вы — хорошие девчонки!..

Работу начали с участка, засеянного сортовыми семенами. Теперь это была уже не маленькая полоска, а целый массив, раскинувшийся возле самого леса. И конопля там вымахала высотой в озёрный камыш; густая и упрямая, едва поддавалась напору шестов. В воздухе клубился такой крепкий аромат, что девушки, дойдя до края полосы, выбегали, словно из угарной бани, на опушку леса проветриться да поболтать о припомнившихся деревенских новостях.

Вера попросила подруг, чтобы они нарвали снопик да отвезли в контору.

— Забалуеву нос утереть? Ага? — рассмеялась Гутя.

— Чтобы люди полюбовались.

— А я с таким снопиком встала бы перед председателем и сказала бы при народе: «Достань вершинку!»

— Он высокий — дотянется.

— Раскипятится. Зафыркает, как чайник на огне!

— А может обрадуется: он коноплю любит.

— Если бы сам эти семена раздобыл — урожай пришёлся бы по душе!

Гутя сказала, что лучше всего принести коноплю напоказ прямо на заседание правления, и все согласились с ней, а пока что условились никому не говорить о невиданных конопляных зарослях.

Но случилось иначе. И случилось это через неделю, когда густозелёная матёрка, опылившись, уже успела раздобреть, а бледноватая посконь, сослужив свою службу, начала увядать. Пришла пора рвать посконь да связывать в снопики. Время от времени, весело перекликаясь песнями, девушки выносили на межу снопы, бросали на землю, а сами опять скрывались в глубине зарослей. Никто из них не слышал, как подкралась к полосе мягкоходная темносиняя райкомовская «Победа». Забалуев, выйдя из машины, басовито гаркнул:

— Эй, девки! Поутонули все, что ли?

Первой вынырнула Гутя, держа в руке несколько былинок поскони. Ей хотелось ответить шуткой, но, увидев возле машины Векшину, она остановилась в нерешительности. И подруги тоже молча смотрели на секретаря райкома: что она скажет?

Об этой конопле уже писали в газете: опыт Веры Дорогиной удался! Не пора ли распространить по всему району?

Сергей Макарович не упускал случая похвалиться всем, чем только можно. И сейчас, заглядывая в глаза Векшиной, восторженно гремел:

— Отменное растение! Изо всей округи — у нас одних! Посмотри — как тальник на острове! Боимся: не ровен час, девки заблудятся — на коне отыскать не удастся! — и он захохотал.

— А вы зайдите сами. — Гутя кивнула Забалуеву на коноплю. — Тоже утонете! Даже картуз не мелькнёт!

Софья Борисовна, поздоровавшись, разговор начала не с конопли, а с песен, — им бы следовало выступать на смотрах художественной самодеятельности: вокальный квартет коноплеводческого звена! Песни под баян.

Девушки переглянулись, — дескать, принимают все за шутку, никакие они не артистки, поют просто так, для своей души.

Баянист у нас будет знатный! — подхватил Забалуев. — Мой сын! Скоро прикатит домой.

— Ну, совсем хорошо! — воскликнула Векшина. — На празднике, глядишь, сам председатель спляшет! Как, девушки, годится Сергей Макарович в плясуны?

— Земля под ним погнётся!

— С таким строгим плясать боязно!

Все расхохотались.

Почувствовав себя непринуждённо, девушки, перебивая одна другую, отвечали на расспросы о снегозадержании, об удобрениях, о борьбе с конопляной блошкой, да так задорно и суматошно, что не оставалось даже самой маленькой щёлки, в которую Сергей Макарович мог бы вставить своё слово. Не забыли девушки о звеньевой, — она бы рассказала за всех: говорит, как бисер нанизывает, — залюбуешься! Всё у неё — по-научному, по-агрономически!

— Мы отыщем её в саду, — сказала Софья Борисовна и, глянув на Забалуева, спросила — не собираются ли они в будущем году создать второе звено по выращиванию конопли.

— Оно, конечно, можно бы, — начал Сергей Макарович, почёсывая ногтем в уголке губ, — но, понимаешь, у нас маслобойка старая, боюсь — не управится.

— Я имею в виду другое.

— Волокно? Его тоже вдосталь. Даже продаём, лишние верёвки.

Векшина вырвала коноплинку. Девушки стали отыскивать для неё самые высокие стебли и рвали до тех пор, пока она не остановила их:

— Хватит, хватит. Куда мне столько?

Коноплю связали в снопик и уложили в машину, — корни уткнулись в ветровое стекло, вершинки — в заднее окно.

Проводив машину, Гутя воскликнула:

— Ну, девчонки, попадёт наш снопик в музей! Вот Верка обрадуется!..

А в это время Софья Борисовна в машине продолжила разговор о конопле. Повторный опыт удался, — надо его распространить на все окрестные колхозы. Семян потребуется много, и одно звено не справится.

У Сергея Макаровича поблёкло лицо. Кажется, он зря нахваливал коноплю? Просчитался. Уж больно Векшина добра для других колхозов! Того, и жди, оставит маслобойку на холостом ходу. А ему, Забалуеву, нет резона выращивать семена для других.