Сад

Шаров думал о переменах в бригаде. Вчера приезжал на сенокос фургон сельпо. Продавец вернулся злой: зачем его направляли туда? Неужели не знали, что ни у кого нет денег? Даже махорку и ту пришлось везти обратно… Субботин укоризненно посматривал на председателя. Шарову всё было понятно без слов. Во время посевной он, по решению правления, одновременно с продавцом отправил в поля колхозного кассира: выдали авансом по нескольку десятков рублей. А теперь их обоих трясут: «Почему те деньги не были сданы в банк? Завели черную кассу! Нарушаете финансовую дисциплину!..» А вчера люди ждали второго аванса… Что делать? Добиваться, настаивать. Доказывать свою правоту. Ведь те небольшие новшества, которые им удалось было ввести, оказали своё действие: укрепилась вера в хорошую оплату трудодня. Люди стали выходить на работу рано утром. Иногда жаловались на бригадиров: «Не приставил сразу к делу…» А вот сегодня…

Субботин поднялся первым, хмуро проронил:

— Ларёк больше не присылайте… Одно расстройство…

Заговорив о сенокосе, он потребовал добавить машин.

— Где их взять? — пожал плечами Шаров. — Все — у вас.

— Худо возят. То густо, то пусто.

— Ездят гуртом, как на свадьбе! — кричали парни, подходя вслед за бригадиром к председателю. — Наведите порядок!

Субботин поехал с Шаровым в село. По дороге думал о наболевшем. Зря он в тот раз послушался Шарова: надо было зимой уехать. А теперь, среди лета, нелегко отрывать сердце от полей, но и жить невмоготу. Без курева тошно. Девчонкам обновки не на что купить…

Вот и окраина села. Неподалёку от скотных дворов, там, где начиналась подвесная дорога, на добрые сто метров — высокий омёт. Возле него было «завозно»: грузовики и брички с сеном стояли вереницей. Впереди, где разгружалась первая машина, чуть слышно гудел неустанный электромотор. Двое метальщиков кидали вилами пласты сена, и оно, подхваченное широкой полотняной лентой, взлетало на омёт. Стёпа Фарафонтов укладывал и с хрустом утаптывал его:

— Прорва на вас, что ли?! Целый час не было никого. Теперь примчались все скопом. Завалите меня. Завалите…

Субботин, не утерпев, схватил свободные вилы и взобрался наверх.

— Подмогну тебе немного.

Шаров заверил, что установит для автомашин строгий график.

3

Проезжая по селу, Шаров всякий раз вспоминал свой пятилетний план, о котором он написал книжку, рассказывал на собраниях во многих колхозах. Ему говорили: «Приедем перенимать опыт». В любой день могут нагрянуть председатели: «Показывай достижения!» Кое-какие успехи у них всё же есть. Построены первые каменные дворы. На одну ферму проложен водопровод. Но у них много долгов по ссудам. Вот если бы их не заставляли сдавать хлеб и мясо за отсталые колхозы, если бы хоть немножко повысили заготовительные цены… пятилетка была бы выполнена. И село не выглядело бы таким ветхим, как сейчас. Вон избушка из старой сказки — «на курьих ножках», подперта со всех сторон. Вон подслеповатые оконышки. Вон полупровалившаяся тесовая крыша поросла атласным мхом. Надо прислать плотников, чтобы залатать дыры. Обязательно до начала осенних дождей… «А где же у вас каменные дома? — спросят председатели с ехидцей. — Что-то не видно…»

Посредине села — стены клуба, поднятые всего лишь на полтора метра. Их размывают дожди, разрушают ветры. В жару под ними укрываются в тени свиньи да телята…

Татьяна не однажды заводила разговор:

— Мне, Павлик, стыдно за эти развалины…

Ему казалось, жена упрекнёт: «Ты хвастался, что всё будет как в городе», и он спешил признаться:

— Я краснею больше твоего!

— Перебрось каменщиков.

— Не могу. И так запаздывают с полубашней. Скоро начнём косить подсолнух на силос.

— А с культурным строительством, по-твоему, можно погодить?

— Приходится вспомнить народную мудрость: «По одёжке протягивай ножки».

— Я понимаю, Павлик, трудностей много, — соглашалась жена, но тут же напоминала. — А ведь в плане записано…

О клубе всё чаше и чаше спрашивал Елкин:

— Опять не достроим? Что-то неладно у нас получается. В чём просчёт?

— Ты сам понимаешь. Многое за нас решают районные организации. На всё — готовые задания. Составляют в канцеляриях. С нами не советуются… А план у нас хороший — крылатый! Правда, кое в чём мы переборщили. Жизнь поправила нас, внесла свои коррективы. Она подсказала — куда направлять энергию и средства, что раньше всего двигать вперёд.

— И всё-таки за дома надо бы приниматься.

— А как? На что?..

Павел Прохорович подал Елкину бумажку. Там сообщалось, что «Новой семье» увеличен план сдачи шерсти. Это в покрытие недоимки, что числилась за соседями. Весной Шаров видел у них овец: от зимней бескормицы были голые, как бубны. Чего с них возьмёшь? А в Луговатке — отара мериносов. От тяжести шерсти — ноги у баранов подгибаются. И вот… опять понуждают расплачиваться за чужую бесхозяйственность да нерадивость.

— За лодырей?!. — возмущённо стукнул Елкин кулаком по столу. — А наши колхозники останутся без варежек… Ты что молчишь?

Нет, Шаров не привык молчать. Он уже возражал, но Векшина оборвала его: