Сад

— Дворы, — поправил Шаров. — Для начала построили два. Каменные. Под шифером. С автопоилками, с электродойкой.

— Это я слышал. Ты мне про кирпичные дома расскажи.

— Три домика закончили.

— Маловато, маловато! Ты, помнится, размахивался на сто?! Не вытянул? Силёнок не хватило? Надорвался! А я упреждал тебя.

— По урожаю мы свою пятилетку выполним с превышением. Планировали по двадцать центнеров с гектара, а соберём нынче… Как вы думаете, по двадцать два на круг обойдётся?

— Уборка покажет…

— По моим подсчётам, если зерно хорошо дойдёт, соберём не меньше двадцати пяти.

— Желаю тебе… Желаю… Хороший урожай каждому дорог. А тебе повезло, — все тучи сюда сваливались. А нас обходили. Стороной да стороной. Будто напуганные.

— Не в этом дело. Поторопились вы, посеяли в грязь. Для сводки! Вот и…

Сергей Макарович, не слушая собеседника, пошагал к своему коню.

— А я, понимаешь, кручусь, как заведённый волчок! Двадцать часов в сутки — на ногах! Э-э, да что говорить!.. — Махнул рукой. — Сейчас поеду на сенокос. Горячая пора! Ой, горячая! Надо сено метать в стога…

Отвязав коня от тополя, он запрыгнул в ходок и помчался домой. Посматривая на хлеба луговатцев, сетовал: «Отстал я от них. Совсем отстал. Как ни прикидывай, а Пашка Шаров на трудодень выдаст больше…»

— А всё из-за небесной канцелярии!.. Чтоб ей провалиться! — кричал на всё поле и тыкал кнутовищем вверх, — Ведь правда, что все тучи туда сваливались? Правда?..

Поля молчали.

Забалуев хлестнул коня вдоль спины:

— Ну, ты, холера!.. Веселей-то не можешь, что ли? Шкуру спущу!..

Глава двадцать девятая

1

«Забыть… Забыть навсегда…» — всё настойчивее и настойчивее повторял Вася. И злился на себя. Ну, что у него за дурацкий характер?! Ни с того ни с сего привязался к одной. И не может выбить из головы, выкинуть из сердца. Будто нет других девок? Есть. Даже красивее этой Верки Дорогиной.

Но проходили недели, месяцы, а он попрежнему ко всем оставался равнодушным.

Наверно, у него сердце затвердело, как земля, спалённая в засуху беспощадным солнцем: ни одно зерно, знать, не даст ростка?!

И всё-таки он заставит себя забыть Верку. Заставит… Ну зачем ему вздыхать о чужой бабе?..

В обеденный перерыв девушки в бригадном доме пели частушки. Вася ушёл от них, прихватив с собой свежую газету, и сел в тени, привалившись спиной к высокому тополю.

С вершины дерева неожиданно подала голос кукушка.

«Запоздала, матушка! — усмехнулся парень. — Июль — на переломе. Ячмень выколосился. Пора бы тебе подавиться колючим колосом!..»

Из бригадного дома донеслась девичья песня:

Не кукуй, кукушка сера,Не на тот тополик села…

«В самом деле, не на тот», — подтвердил Вася.

Он не верит глупым приметам и ничего не будет загадывать.

Девушки просили вещунью:

Пересядь на ёлочку,Отнеси привет милёночку.

Но кукушку, видать, не устраивала роль почтальона, — она не трогалась с места и продолжала надоедливо куковать. Пришлось прикрикнуть:

— Хватит, дурёха!

Она перепорхнула на яблоню и опять принялась за своё. Девушки затихли, и Вася, рассмеявшись, подзадорил птицу:

— Побольше им накукуй! Ещё! Ещё прибавь!

Кукушка улетела. Бабкин тотчас же начал подражать вещунье да так искусно, что девушки доверчиво досчитали до трёхсот. А когда разобрались, с шумом и хохотом высыпали на крыльцо, но он уже успел скрыться за деревьями.

Эта маленькая шутка помогла Васе успокоиться, и он стал просматривать газету. В ней было много новостей из соседних стран. Вот телеграмма из Софии: приехала делегация колхозников. Съездить бы туда. Посмотреть бы на всё да рассказать о своём колхозе, о работе в саду, поделиться бы опытом, спеть бы свои и послушать их песни, потанцевать в одном кругу, поучиться чему-то новому. Вот напечатано: «Гости обедали в саду члена первого сельскохозяйственного кооператива…» Адрес есть. Может, написать письмо?!..

И всю вторую половину дня Васю не оставляла мысль о письме в Болгарию. Он подбирал слово за словом: «Дорогой наш друг и товарищ! Пишем тебе…» Тот болгарин, конечно, пожилой. Надо — на «вы»: «Пишем вам из Сибири, где при царизме разрасталось одно горе. Сейчас составляем письмо в колхозном саду. На яблонях наливаются плоды. Наша бригада…» Нет, о бригаде ещё рано. Сначала о том, как всё это зародилось… И Бабкин продолжал подбирать фразу за фразой: «Есть один старик. По фамилии Дорогин. Он живёт в тридцати пяти километрах от нас. С его лёгкой руки появились сады в здешней местности. Он был женат на ссыльной, которая боролась против царя. Её звали… звали…» — Вася долго и тщетно припоминал. Нет, он никогда не слышал имени жены Трофима Тимофеевича. Вера не рассказывала о матери…

Пока что Бабкин решил сделать пропуск и снова перекинулся в свой сад: «Мой отец всё перенял от Дорогина…»