Сад

Есть хорошая поговорка: «Цыплят по осени считают». И для берёзки ранний счёт может оказаться ошибочным. Лучше всего письмо в газету отложить до осени, когда сеянцы поднимутся над землёй и окрепнут. Может, взойдёт и крыжовник. Вера прочтёт письмо в газете и…

За плечами неожиданно появилась Капа; глянув на исписанный лист, упрекнула:

— Про берёзку строчишь?! И что ты, бригадир, прилип к ней? А на наши саженцы даже не взглянул, будто они тебе пасынки.

— Я знаю, у них есть заботливая мать, — подбодрил Вася звеньевую, чтобы она поскорее отвязалась от него.

Но Капе этого было мало. Ей хотелось, чтобы он похвалил её там, на лесной полосе, и похвалил бы при всём звене.

— Какой ты к чёрту бригадир по лесным делам! — разворчалась она. — Ты любишь только по теории указания давать. Нет, ты на практике научи уходу за молодыми саженцами, чтобы они у нас подымались, как квашня на опаре.

— Ладно, завтра — к вам, — пообещал Вася.

Строгими шеренгами стояли молодые тополя, шумели густозелёной листвой. Даже в этом младенческом возрасте они, отбрасывая тень, оберегали своих соседок — ягодную яблоню и мелколистную жёлтую акацию.

Вася шёл впереди Капы и, присматриваясь к деревцам, хвалил:

— Прижились хорошо! Замечательно!

— Для того и садили!

— В междурядьях — сорняки.

— Сейчас порубим! — Капа потрясла тяпкой в воздухе. — Девки, в наступленье! Расходитесь по рядам.

Девушки встали между шеренгами саженцев и принялись за работу. Колючий осот, высокая лебеда, нежный молочай — всё падало под остриями тяпок.

Вася продолжал идти серединой лесной полосы. Капа крикнула ему:

— Не старайся зря — сухих не отыщешь.

С приземистого тополька, одетого на редкость крупными листьями, вспорхнула серая пташка. Присмотревшись к веткам, Вася заметил гнёздышко, свитое из сухой травы и тонких волокон дикой конопли.

— Девушки, здесь поосторожнее, — предупредил он. — Не отпугните птичку.

— Поселилась на наших деревцах? Вот хорошо-то!

— Поступила на службу в лесную охрану! — улыбнулся бригадир. — Пока детей выкармливает — поймает десятки тысяч гусениц, бабочек… Птицы появились — лес поднимется!..

Глава одиннадцатая

1

Сев ещё не был закончен, а Забалуев уже начал заботиться о весеннем празднике. Каждый день он наведывался на пасеку, чтобы попробовать пиво, заквашенное в больших деревянных лагунах; выпив кружку, тыльной стороной ладони стирал пену с толстых губ и говорил пасечнику, лысому старику:

— Крепкости маловато. Подмолоди ещё — добавь мёду. Сам знаешь, приедут гости из города, из разных полезных учреждениев.

Но в день окончания сева Никита Огнев испортил праздничное настроение председателя.

— Завтра — открытое партийное собрание, — напомнил он. — Твой доклад об итогах посевной.

— Отложи.

— Не могу. Объявление вывешено. Беспартийные приглашены.

— Сделай другое объявление. Можешь на меня свалить: председатель, дескать, забыл и не подготовился к докладу. Оно и в самом деле так.

— Ты всегда хвалишься: «В ночь-полночь разбуди — всё про колхоз отрапортую».

— Это правда. Но после ударной работы не грех отдохнуть. Вот честь-честью отпразднуем окончание посевной, тогда назначай хоть десять собраний подряд: всё провернём.

— Десять нам не надо, а завтра будь готов.

— Ну, упрям ты, Микита, — рассердился Забалуев. — Охота тебе всё ломать через колено. Не к добру это. Понимаешь, не к добру…

Присутствовать на открытом партийном собрании Вера считала для себя за честь. Приглашение выступить в прениях взволновало её.

— Надо бы поговорить, — сказала она, — но я не умею. На собраниях у меня путаются мысли.

— А ты набросай на бумажке и прочти. Большую работу провели. А хорошо ли она сделана? Не везде. Были сучки и задоринки. Поговорить есть о чём.

Вспомнилось недавнее. Растревоженная тем, что начало сева конопли откладывалось со дня на день, Вера шла по краю своей полосы, брала горсть сухой, прокалённой солнцем земли и тотчас же бросала:

«Горячая, как зола! — сердилась она. — Упустили время — потеряем на урожае…»

По дороге пылила эмка. Вера не хотела смотреть на неё. Каждый день городские дружки Забалуева рыскают по колхозным полям — надоели!

Но машина остановилась, и Вере пришлось поднять глаза. Приоткрыв дверцу, пожилой человек с мягким лицом, с золотыми зубами, помахал рукой, подзывая к себе:

— Эй, курносая, подойди-ка сюда!..

С чего он взял, что она курносая? Близорукий, что ли? Вера отвернулась и пошла в глубь полосы.

— Слушай, девушка! — повысил голос приезжий. — Я к тебе обращаюсь.

Вера холодно отчеканила:

— А я не хочу с вами разговаривать.

— Ой, ой! — расхохотался мягколицый. — Это почему же ты не желаешь со мной разговаривать?

— Потому, что вы не научились вежливости.

— Скажи пожалуйста, какая обидчивая! — Навязчивый собеседник покачал головой из стороны в сторону. — Вы, может быть, снизойдёте и скажете, где мне найти председателя?

— Я в конторе не служу, распорядка его дня не знаю, — ответила Вера и быстро быстро пошла вдаль. Ей был неприятен этот человек.