Сад чудовищ

Коль вернулся в «Алекс» и почти добрался до своего кабинета, когда его настиг начальник.

– Да, майн герр?

– Я тебя искал.

– Искали?

– Речь о гатовском деле. Об убийстве, помнишь его?

Как же не помнить… Те снимки навсегда врезались ему в память. Женщины… Дети… Колю стало страшно. Вдруг это впрямь испытание его патриотизма? Вдруг люди Гейдриха проверяли, бросил ли Коль дело, и выяснили, что он совершил нечто худшее – тайно позвонил молодому жандарму домой?

Хорхер поправил малиновую повязку на левой руке:

– У меня для тебя хорошие новости. Дело раскрыто. И шарлоттенбургское убийство польских рабочих тоже. Убийца один и тот же.

Облегчение – его не арестуют! – быстро сменилось замешательством.

– Кто раскрыл дело? – спросил Коль. – Кто-то из крипо?

– Нет-нет, сам Мейерхофф, начальник полиции. Представь себе.

Ах… Дело прояснялось – к вящему неудовольствию Вилли Коля. Он ничуть не удивился, услышав от шефа подробности.

– Убийца – чешский еврей. Умалишенный. Почти как Влад Цепеш. Он ведь чех? Или венгр? Или румын? Точно не помню. История у меня всегда хромала. В любом случае подозреваемый задержан. Он признался и уже передан СС. – Хорхер усмехнулся. – Они отвлеклись от важного и секретного оповещения о тревоге, чтобы заняться настоящей полицейской работой.

– А сообщник у него был? – спросил Коль. – Или, может, несколько?

– Сообщник? Нет, чех действовал один.

– Один? Но ведь жандарм из Гатова заключил, что преступников было двое-трое, а то и больше. Фотографии подтверждают его вывод, да и сама логика тоже, учитывая число жертв.

– Ох, Вилли, нам, опытным полицейским, известно, что зрительное восприятие порой подводит. А что сказать о молодом жандарме из провинции? Разве он умеет осматривать место преступления? Так или иначе, еврей признался. Дело раскрыто. Убийца на пути в лагерь.

– Я хотел бы допросить его.

Хорхер замялся, потом растянул губы в улыбке, снова поправив малиновую повязку.

– Я попробую это устроить. Только есть вероятность, что он уже в Дахау.

– В Дахау? Почему его послали в Мюнхен? Почему не в Ораниенбург?

– Наверное, мест нет. Хотя дело-то закрыто, объективных причин допрашивать его нет.

Разумеется, того еврея уже нет в живых…

– Кроме того, тебе нужно максимально сосредоточиться на убийстве в Дрезденском проулке. Как идет расследование?

– Определенный успех есть, – ответил Коль шефу, стараясь не выдать злость и разочарование. – Думаю, через пару дней мы получим ответы на все вопросы.

– Замечательно. – Хорхер нахмурился. – На Принц-Альбрехтштрассе суетятся пуще прежнего. Ты в курсе? Новые сигналы тревоги, новые меры безопасности. Даже среди эсэсовцев мобилизация, а я до сих пор не знаю, в чем дело. Ты, случаем, ничего не слышал?

– Нет, майн герр.

«Бедняга Хорхер! Отчаянно боится, что кто-то осведомлен лучше его».

– Скоро я доложу вам об убийстве в Дрезденском проулке, – пообещал Коль.

– Хорошо. В убийцах… вырисовывается тот иностранец? Ты вроде бы так говорил.

«Нет, это ты так говорил», – подумал Коль, а вслух сказал:

– Расследование идет быстро.

– Отлично! Вилли, ты посмотри на нас: по воскресеньям работаем. Можешь себе представить? Помнишь, когда мы в последний раз отдыхали вторую половину субботы, а потом еще в воскресенье? – спросил главный инспектор и ушел прочь по тихому коридору.

Коль дошагал до порога своего кабинета и заметил на столе пустые места – там прежде лежали заметки и фотографии с места преступления в Гатове. Хорхер их «заархивировал», то есть их постигла участь злосчастного чешского еврея. Материалы по гатовскому делу наверняка сожжены, как судовой манифест «Манхэттена», и хлопьями пепла разносятся по городу пыльным ветром.

Коль устало прислонился к дверному косяку и подумал: «Основная черта убийств – необратимость. Украденные деньги возвращаются, синяки и ссадины заживают, сожженные дома отстраиваются, жертвы похищений обнаруживаются измученными, но живыми. А те дети, родители, польские рабочие… их смерть окончательна».

Но Вилли Колю твердили, что это не так, что законы вселенной в Германии не действуют. Посему смерть тех детей, родителей и польских рабочих вымарана из памяти, ведь иначе добропорядочные люди не успокоились бы, пока в трагедии не разберутся, погибших не оплачут, а виновных не накажут. Последнее как раз по части Коля.

Инспектор повесил шляпу на крючок, тяжело опустился на скрипучий стул и просмотрел свежую почту. Ничего касательно Шумана. С помощью монокля Коль сравнил отпечатки пальцев, которые Янссен снял у Таггерта, с фотографиями найденных на мостовой в Дрезденском проулке. Идентичные! Коль вздохнул с облегчением: значит, он не выпустил убийцу на свободу, ведь Реджинальд Морган пал от руки Таггерта.

Хорошо, что Коль сам сравнил отпечатки пальцев. Судя по записке из отдела идентификации, всем экспертам и лаборантам велели оставить текущие дела крипо и быть в полном распоряжении гестапо и СС, как того требовал «изменившийся уровень террористической угрозы».

Коль подошел к Янссену и узнал, что помощники коронера до сих пор не забрали тело Таггерта из пансиона. Коль покачал головой и вздохнул.