Сад Дьявола

Внезапно к голову пришли воспоминания о моменте на набережной во Владивостоке, когда адмирала Вольского срочно вызвали в штаб после получения известий о том, что китайцы и японцы вступили в бой у островов Дяоютай.

«Делайте то, что должны, — сказал ему адмирал. — Но мы оба понимаем, что на кону стоит больше, чем судьба корабля, большее, чем наши собственные жизни. Мы единственные, Карпов, кто знает, что происходит, и судьба никогда не простит нас, если мы подведем ее».

Он словно мог видеть глаза адмирала, медленно снявшего командирский ключ и отдавший его ему — тот самый ключ, что стал предметом раздора между ними в Северной Атлантике. Вольский передал ему нечто большее, чем силу и ответственность, образом которых являлся этот ключ. Он передал ему надежду на будущее, битву за которое они надеялись выиграть вместе.

За этой картиной пришла следующая. Это был разговор со старшиной Трояком вскоре после того, как он официально вернул должность командира корабля и начал снова устанавливать отношения, в том числе с этим неукротимым морпехом. Он вспомнил, как извинился за свои действия против Вольского.

«Старшина, я хочу извиниться перед вами за то, что сделал в Атлантике. Я использовал вас и ваших людей, пытаясь противостоять адмиралу. Я сделал глупость. Меня могли сурово наказать, но вместо этого я получил прощение. Я хочу понять, простите ли вы меня.

Трояк тяжеловесно кивнул, и Карпов продолжил:

— Я был не прав, когда сделал то, что сделал, и только по милости адмирала я все еще здесь и на мне эти погоны. Я должен был оказаться на губе или даже хуже, но Вольский дал мне шанс, и я обещаю служить этому кораблю. Я больше не подведу его и его экипаж».

Я не подведу… Снова… Слова словно ударили его по лицу, учитывая все, что произошло после того, как он покинул Владивосток в качестве номинального командующего флотом. И что он сделал? Втянулся в бой с американцами, вначале в форме словесного поединка с капитаном Таннером с «Вашингтона», а затем в ходе короткого боя к югу от Курильских островов. Кто знает, чем это могло закончиться, если бы не вулкан Демон, отправивший их в прошлое?

Затем он нашел в себе храбрость и решимость бросить вызов всему американскому Тихоокеанскому флота 1945 года — с шестью линкорами, восемнадцатью авианосцами, более двадцатью крейсерами и девяноста эсминцами, и более тремя тысячами самолетов. О чем он думал? Проявленное им высокомерие очень скоро окончилось гибелью «Адмирала Головко» и, вероятно, «Орлана». Что он был за командиром, в конце концов? Всякий раз, как дело доходило до решающего момента, он вынужден был хвататься за громадную силу ядерных боевых частей своих ракет.

Слова, которые он сказал Трояку в тот день, словно набросились на него стаей собак. Тогда старшина дал ему столь необходимое отпущение грехов и пообещал свою поддержку.

«Можете положиться на меня, товарищ капитан.

— Я понял. Однако, полагаю, дальше будет нелегко, старшина. Когда дело дойдет до боя, мы оба будем знать, что нам делать. Но мы оба видели и то, что осталось от нашего мира, один черный день за другим. Что-то подсказывает мне, что все идет к тому прямо сейчас, пока мы разговариваем. Пока я не знаю, что с этим делать. Когда-то я думал, что стоит мне просто благополучно привести корабль домой, как все закончится, но впереди нас ждет что-то еще. Вскоре мы можем оказаться на войне, но если мы не хотим увидеть мир таким, каким мы его увидели, мы оба должны стать кем-то большим. Мы должны стать людьми мира.

— Я понимаю, товарищ капитан.

— Вы — командир взвода высоко подготовленных солдат, старшина. Но не каждый удар наносится во вред. Иногда мы сражаемся за то, чтобы сделать что-то хорошее, и мы делаем то, что должны. Но Федоров однажды сказал мне о том, что мы должны думать о том, что мы делаем. На этот раз я буду помнить его слова».

Что он пытается сделать сейчас, подчинить себе мир? Принесет ли это пользу или вред? Должен ли он делать именно это в данной ситуации? Сейчас он точно ничем не рискует. В эту эпоху его корабль действительно непобедим, и он не ожидал, что столкнется с ситуацией, с которой они не смогут справиться, пока будет осмотрительно расходовать боеприпасы и использовать свою силу разумно.

Он мог позволить этим пароходам просто идти своей дорогой… Сайонара… Они явно не хотели связываться с угрожающего вида кораблем и делали то единственное, что предпринял бы любой капитан корабля — пытались уйти. Но если он должен действительно заявить о себе, как он планировал, направить историю в верное русло, ему нужно было действовать. Как именно? Был ли он тем человеком мира, которым был, разговаривая с Трояком, или человеком войны, бессмысленной зубастой акулой? Неужели он действительно мог предположить, что сможет исправить все грехи столетия, лежащего впереди? Что сказал тот американский летчик, когда американцы впервые глупо атаковали его соединение? Против лома нет приема, сказал тогда «Железный Майк».