Сад Эпикура

И вот еще постоянная радость — ощущение бесконечности жизни. Теперь же всякую радость сопровождают мысли, как волки сопровождают отбившуюся от стада овцу. Первая мысль — о быстротечности, вторая мысль — о ценности, третья мысль — о случайности, четвертая мысль — о том, что придет следом, пятая — о невозвратности уходящего. Пять волков гонят овцу, и ей никак не спастись. Такова участь всех радостей, которые приносят нам чувства. Философ же находит радость незыблемую. И эта радость — сама мысль… Мысль о чем?

Всех сморил полуденный сон. Даже птиц не стало слышно. Эпикур долго лежал с закрытыми глазами, не спал. Но в конце концов крылатый Гипнос[47] одолел и его. Это был крепкий и продолжительный сон. Сказались прошлая ночь, проведенная в разговорах в доме Кериба, путешествие в Пирей и обратно — одним словом, усталость.

Колот и Метродор проснулись раньше его, но не разбудили. Не разбудила его и Маммария. И если бы не сильный раскат грома, от которого содрогнулась не только сторожка, но и, казалось, вся земля, Эпикур, наверное, проспал бы еще долго. Во всяком случае, Колот, Метродор и Маммария, жалея Эпикура, сговорились не будить его до самого ужина.

Они сидели под навесом у порога сторожки, когда Эпикур вышел к ним, улыбаясь.

— Увидел веселый сон? — спросила его Маммария.

— Нет, — ответил Эпикур, — радуюсь тому, что будет дождь.

— Вернее, тому, что сбывается твое предсказание, — сказала Маммария.

— И этому, конечно, — согласился Эпикур. — Но больше тому, что будет дождь. Сад радуется, виноградник радуется, огород, травы — радуется вся земля. Вот и я тоже, — сказал Эпикур. — А вы сидите, нахохлившись, как больные куры.

— Гремит ведь, — сказала Маммария. — Страшно.

— Мы пытались втолковать ей, что в громе нет ничего страшного, но лишь зря потратили время, — сказал Колот. — Она твердит лишь одно: это Зевс с Олимпа посылает громы и молнии, напоминая о своем могуществе…

— Разве не так, Эпикур? — спросила Маммария. — Кто же, кроме Зевса, способен на такое?

Как раз после этих ее слов снова громыхнуло в небе, сорвался и зашумел над виноградником ветер, подняв в воздух пыль и сухие листья. Грозовая туча надвигалась на Афины с запада. Она уже давно закрыла солнце, бросив на землю тень и задернув черными дождевыми шторами горизонт и все, что лежало за городскими стенами, — поселок гончаров, хлебные поля и сады. Маммария втянула голову в плечи и с опаской поглядывала на тучу, ожидая новой молнии и раската грома.

— Гром происходит от вздувания ветра в полостях туч, — сказал, обращаясь к Маммарии, Эпикур. — Если сильно дунуть в пустой кувшин, можно также услышать гул. И огонь ревет под ветром, об этом ты тоже знаешь. Возможно, что гром бывает тогда, когда рвутся и раздвигаются тучи, или оттого, что они сталкиваются друг с другом и ломаются, как куски льда…

— Отчего же так много объяснений для одного явления? — спросила Маммария. — Присовокупи тогда к ним и Зевса.

— Зевс на Олимпе — это басня, Маммария. Мои же толкования грома соответствуют видимым явлениям. И так как они объясняют его происхождение с разных сторон, то не оставляют места для нелепых и пустых догадок. И это вселяет в нашу душу покой, — ответил Эпикур с видимым раздражением: он знал, что убеждать в чем-либо Маммарию — пустое занятие. Пустое потому, что она всегда была своенравной женщиной, теперь же к этому прибавилась старость, а старость подобна окаменевшей почве — на ней растут колючки, но не приживаются семена злаков…

— А вот еще можно представить себе облака в виде огромных кусков полотна. Ветер треплет их, а они хлопают, — принялась язвить Маммария. — Или в виде орехов, которые раскалываются, или в виде доски, по которой Зевс хлопает ладонью…

Колот засмеялся. Эпикур нахмурил брови, но ничего не сказал, а лишь подумал, что сам виноват, не надо было вступать в ученый разговор с Маммарией: болтливая женщина может посрамить в споре любого мудреца, об этом знали уже древние и оставили потомкам не одно предостережение. Вот и Пифагор говорил: «Ласточек в доме не держи», что означает: не принимай гостей болтливых и несдержанных на язык.

— А еще сильно хлопает дверь, если ее закрыть с силой, — продолжала Маммария, — и щит грохочет, если по нему бить мечом…

— И голова гудит, если она пустая, — сказал Эпикур.

Маммария ахнула от этих слов Эпикура и собиралась, должно быть, ответить ему словами похлеще, но тут снова ударил гром, прокатился по небу от горизонта до горизонта, потрясая землю и небо, набухшая туча лопнула под тяжестью скопившейся в ней воды, и потоки дождя ринулись к земле, шипя и гоня впереди себя ветер.