Мы говорили о многом, в основном мы двое, так как Альберто предпочитал молчать и слушать; главным образом мы рассуждали о политике.
Всего за несколько месяцев до этого был подписан Мюнхенский договор, и поэтому наши разговоры все время вращались вокруг самого договора и его последствий. Что будет делать Гитлер теперь, когда Судетская область так легко вошла в состав Великого рейха? Я был пессимистом, и это оказалось единственное, в чем мы с Малнате сходились. Я считал, что соглашение, которое Франция и Англия были вынуждены подписать после кризиса, разразившегося в сентябре прошлого года, не могло просуществовать долго. Да, конечно, Гитлер и Муссолини вынудили Чемберлена и Деладье бросить Чехословакию на произвол судьбы. Но что будет дальше, когда вместо Чемберлена и Деладье придут другие люди, более молодые и более решительные (вот в чем преимущество парламентской системы!)? Франция и Англия очень скоро могут заупрямиться. Время, считал я, работает на них.
Однако достаточно было, чтобы разговор перешел на войну в Испании или каким-либо образом затрагивал СССР, чтобы отношение Малнате к западным демократиям, а заодно и ко мне, поскольку он называл меня, не без иронии, их достойным представителем и защитником, делалось гораздо менее снисходительным. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами — он наклоняет вперед большую голову с темной шевелюрой, его лоб блестит от пота, он пристально смотрит на меня, и я слышу, как его голос становится все более низким, теплым, убедительным, терпеливым. Кто же несет ответственность, спрашивал он, кто в действительности виноват в том, что вспыхнул франкистский мятеж? Разве это не французские и английские правые с самого начала были весьма снисходительны к Франко, приветствовали его и поддерживали? Точно также, как поведение Англии и Франции, формально весьма корректное, а на деле двусмысленное, позволило Муссолини в 1935 году проглотить Эфиопию, так и в Испании из-за колебаний Болдуинов, Галифаксов, того же Блума чаша весов фортуны склонилась в сторону Франко. Бесполезно обвинять СССР и интернациональные бригады, говорил он все более настойчиво, бесполезно сваливать все на Россию, которая и так уже стала удобным козлом отпущения для всех, кому не лень; не Россия виновата, если события там продолжают развиваться. С другой стороны, и это нельзя отрицать, только Россия поняла с самого начала, кто такие дуче и фюрер, только она ясно предвидела, что они неизбежно придут ко взаимопониманию, и действовала так, чтобы предупредить последствия. А французские и английские правые, представляющие собой подрывной элемент демократического порядка, как все правые всех времен и народов, всегда смотрели на фашистскую Италию и нацистскую Германию с плохо скрываемой симпатией. Реакционерам во Франции и Англии дуче и фюрер могли казаться немного неудобными, чуточку невоспитанными и несдержанными, но они всегда были предпочтительнее Сталина — еще бы, Сталин ведь всегда был воплощением дьявола. Теперь, после аннексии Австрии и захвата Чехословакии, Германия начала давление на Польшу. А Франция и Англия дошли до того, что просто стоят в стороне и смотрят, и ответственность за это бессилие несут замечательные, достойные, прекрасные джентльмены в цилиндрах и рединготах, так соответствующие, по крайней мере манерой одеваться, ностальгии по девятнадцатому веку, свойственной декадентствующим писателям. А ведь как раз эти джентльмены и управляют демократическими странами.
Полемика с Малнате становилась особенно живой, когда речь заходила об итальянской истории последних десятилетий.