Сад камней

А теперь ты мне скажи, малая: тебе тоже кажется, что Маринка нас всех тогда кинула? По-моему, так она имела право. На все что угодно. Мы же ее по-настоящему достали, ее всю жизнь доставали с особым упорством, вот только нашей тогдашней группе это наконец удалось. Последняя капля, соломинка на спине у верблюда, ну ты поняла. По-хорошему, нас всех убить мало за нее. Ну, кроме тебя, ты-то была чистый ребенок с вот такими глазенками, не понимала ни черта… Стоп, Юлька. А ты сама тогда?.. Черт, выветрилось из головы совсем, вот это смотрю на тебя и думаю: что не так?.. Ну и слава Богу.

И меня тоже. Это я ее кинул, я — Марину, а не наоборот. Я должен был что-то сделать, остановить ее, перехватить, блин, на вокзале, мог бы догадаться. Никто не знал ее так хорошо, как я, она же выскочила за меня, чтоб не соврать, в двадцать один год, и с тех пор мы практически все время были вместе, развод-шмаразвод, какая, блин, разница… Черт, да чего уж теперь.

Но я на нее не стучал! Ты запомнила, Юлька?! Это важно, это самое главное. Маринка, по-моему, так и не поверила… хотя я ей говорил тысячу раз. Я козел, я подлец, я бухая свинья, прости, Юлька, — но я ни разу не стукач. Не стукач!

…Ирочка? А мы тут… Познакомься, это Юля, мы вместе работали на одном проекте. Ну да, именно коллега — а ты что подумала?..

*

— Но ты же его хоронил. Ведь правда?

— Ну, не сказать, что прямо я… Оля хоронила. Я немного помог ей по организационным делам, так, мелочи.

— И ты видел его мертвым.

— Что?

— Ничего, прости. Тут странно, Яр. Скажи, а ты когда-нибудь раньше слышал это название — Поддубовая-5? Например, от Михайля?

— От проводника того поезда, когда искал тебя. И сразу понял, что это и вправду была ты… не знаю почему. Может быть, и да, слышал раньше. Но не помню точно.

— Кстати, когда ты разговаривал с тем проводником?

— Тогда же. Почти сразу после того, как ты пропала. Я быстро его нашел.

— А почему…

— Я подумал, что тебе нужно немного побыть одной. Нет?

— Да.

Он шел рядом, поскрипывая в такт моих шагов, легко и уверенно толкая перед собой плетеную коляску. Все он говорил правильно, все разрозненное сходилось, всему непостижимому отыскивались пояснения… На самом деле ничего по-настоящему убедительного, такого, что опровергало бы мои подозрения и разрешало бы сомнения, он не сказал. Просто мне очень хотелось поверить, что Яр — это Яр. Прежний, неизменный, надежный и невозмутимый. Что он оказался здесь пускай не случайно, но вполне закономерно и логично, а к тому, странному, необъяснимому, он отношения не имеет. Что я теперь не одна — против всего этого.

Зимний лес покачивал кружевными ветвями, мы с Яром шли по тропинке одним танцевальным шагом, в одном общем ритме, легко катилась коляска по утоптанному снегу, крепко спала девочка с полупрозрачными веками над бездонными глазами — и я рассказывала ему об всем. Так было хорошо и правильно. Так было всегда, если не считать нескольких пускай долгих, но маловажных перерывов. Наше с ним время застыло в янтаре, а потому сохранилось насовсем, неизменное, нетленное, настоящее. Теплое и почти живое.

— Дашь мне почитать, хорошо?

— Это только первый вариант. Боюсь, его еще править и править.

— Говоришь, я там есть?

— Ты?.. Да как тебе сказать. Там всё придумано. Всё и все.

— Так еще интереснее.

— Думаешь?

— Знаю.

— Всегда ты все знаешь. Когда ты здесь появился, я даже подумала, что это ты… придумал все это.

— Я догадался. Смотрела на меня, как на маньяка-убийцу.

— Ну слушай!.. Кто-то же это сделал. Спланировал, рассчитал по пунктам — ради чего?

— Наверное, чтобы ты написала свой сценарий. Ты же его написала.

— А ребенок?! Я не знаю, что с ней делать.

— Ну, судя по всему, ты неплохо справляешься. А памперсов мы купим еще.

— Где?

— В городе. Я сам куплю.

— Попробуй.

Он посмотрел удивленно, и я сама удивилась, как это мне могли казаться неразрешимыми проблемами такие простые вещи. Но дело же не в этом, не в памперсах, черт возьми!

— Она чужая, Яр! Я даже не знаю, как ее зовут.

— Написала полный метр, а имени ребенку не придумала?

Смущенно пожала плечами. Заметила вдруг, что мы уже сошли с моего большого круга, с укатанной дорожки, что идем по глубокому снегу, не тронутому ничем, кроме птичьих следов и веточек с шишками и сухими ягодами, насыпавшихся со времени последнего снегопада. Снег, старый, ноздреватый и мощный, как геологический пласт, удерживал нас, не давая провалиться больше чем по щиколотку. Мы с Яром всегда любили гулять по глубокому снегу. Яр хорошо ориентируется в лесу, а я, как всегда, давно потеряла направление, вот здорово, что мне наконец-то есть на кого положиться…

А если все-таки — он?!

Ради того, чтобы я написала сценарий: примем его предположение за признание. А дальше? Может быть, чтобы наконец-то согласилась уехать с ним?