С реки поднялся шустрый ветер. Едва заметные пушинки одуванчиков с черными точками семян пролетали перед глазами и исчезали в синеве. Где-нибудь ветер обронит их, и они, уцепившись за землю, дадут ростки.
Всюду и во всем чувствовалась задорная сила бурливой весны. Новое спешило на смену старому…
С Трофимом Тимофеевичем Василий встретился у крыльца. Старик, по-особому сосредоточенный и просветленный, направлялся на работу. Он был одет в легкий парусиновый пиджак, обут в мягкие опорки, отрезанные от старых валенок. Ветер пошевеливал белые волосы на его большой голове.
— Забыл дома налить бензина, — заговорил Василий, указывая глазами на мотоцикл. Он все еще не решил, рассказать старику о Вере или умолчать. Но Трофим Тимофеевич, заметив его смятение, сам завел разговор:
— Веруньку давно отвез?
— Не очень… давно.
— Ты не волнуйся.
— Я — ничего. Из-за мотоцикла немножко расстроился: пришлось его, черта, на себе тащить!
— Там — акушерка, врач. Помощь окажут… А вот Гриша у нас родился в поле под березкой… Вера Федоровна не хотела дома оставаться, поехала со мной, да и не ждала она младенца в те дни. Оба мы были молодые — не знали, что делать. Собирался было за бабкой съездить, но Вера так посмотрела на меня, что я понял — нельзя оставлять ее одну. Измаялась до полусмерти. После родов лежала без движения. Я шалаш над ней сделал, ключевой водой ее поил… Так мы в том шалаше прожили больше недели. Втроем! А Гришу между собой долго звали Полевиком.
Этот рассказ, несмотря на благополучный конец, еще больше встревожил Василия. Хотя Верунька и находится в больнице, на руках у внимательных, опытных и заботливых людей, но и там ведь может всякое случиться… Лучше рассказать отцу: роды затянулись, происходит что-то неладное. Только вот как начать?.. Он не успел вымолвить ни одного слова, — Трофим Тимофеевич после минутного раздумья снова заговорил с легкой улыбкой:
— Гриша ужасно боялся стражника! Был у нас такой Никодимка Золоедов, за Верой Федоровной надзирал. Здравый смысл ясно говорил: замуж вышла, матерью стала — никуда не побежит. Но он все равно каждую неделю вламывался к нам. Образина, однако, самая противная на свете: усищи — торчком, нос — морковкой, глаза — медными пуговками. Он — на порог, Гришутка — в рев, в слезы.
Незаметно для себя Василий начал прислушиваться к рассказу, и это на время приглушило тревогу. А Трофим Тимофеевич продолжал:
— Никодимка в претензию ударился: «Я, говорит, верой-правдой царю-батюшке служу, а вы, говорит, мною, как серым волком, младенца пугаете». Вера Федоровна ему в ответ: «Строчите рапорт — крамола! Подрыв империи!..» Никодимка совсем распалился, написал про нас какую-то пакость. Через неделю с обыском нагрянули…
Качнув головой, Дорогин сменил повествовательный тон на деловой:
— Задержал я тебя этой бывальщиной. И мне самому… — Он помолчал, тронул рукой высокий лоб. — Что я хотел сказать?.. Да, вот что… Мне тоже пора за работy приниматься. — Глазами показал на корзину, где у него лежало все необходимое для искусственного опыления. — Иду к своим яблоням… Знаешь, буду скрещивать второе поколение гибридов с крупноплодными сортами. Пойду…
Но он продолжал стоять, задумчиво щурясь. Вспомнил свое письмо о Григории. Никому в душе не пенял
то, что все еще нет решения. Таких писем пришло в Москву, почитай, горы. Не вдруг разберешься со всеми делами. Но теперь уж скоро… И, конечно, его оправдают. Иначе быть не может. Имя Дорогиных неотделимо от честности…Василий, выждав, кашлянул — Трофим Тимофеевич продолжал стоять неподвижно. Зять осторожно тронул его руку. Старик очнулся.
— A-а… да, тебе надо ехать. Поезжай. Узнаешь о ней — дай мне весточку…
Василий пожелал успеха и направился в сарай, где у него хранился бензин.
Как только Трофим Тимофеевич остался один, на него навалились тревожные думы. Затяжные роды могут угрожать жизни ребенка и самой матери. Не поехать ли в село?.. А что он сделает там? Чем поможет?..
И он заставил себя думать о деле. Опыление нельзя откладывать ни на один час. Надо все, что намечено планом, сделать сегодня.
Неприятно, что дрожат пальцы. Оттого, однако, что Верунька долго мается. Сердце чует…
Ничего, придет на работу Фекла Скрипунова — новость принесет: она обычно все узнает раньше всех. Поздравит с внуком…
Трофим Тимофеевич снял опорки и, как бывало в молодости, босой прошел по кварталу цветущих деревьев, к той яблоне, которая была выбрана для искусственного опыления. Земля уже успела прогреться, и мелкие комочки, похрустывая, рассыпались под ногами. Хороший выдался денек! На душе светло, будто вернулось былое здоровье. Только пальцы подводят… Но сердце потеплело, и они перестанут дрожать…
Утренние часы для опыления — самые лучшие. Надо использовать каждую минуту. Ведь это большое дело — третье поколение гибридов! Вот они зарождают
сейчас, волею садовода, на радость внукам и пра— народу.Растет, подымается третье поколение мичуринцев… Витюшка любит природу… И от Веруньки передастся любовь…