Сад (переработанное)

— Хариусы на зиму начнут скатываться в наше водохранилище. Простор для них! — Широким жестом руки Павел Прохорович как бы описал границы создаваемого ими водоема.

— Мы с Трофимом Тимофеевичем приедем! — сказал Василий. — Он любит удить хариусов.

—вон там, — Шаров указал на полянку возле берега, — поставим колхозный дом отдыха. Двухэтажный. С большой верандой. Со ступеньками к воде. А тут — лодки. Рыбацкое угодье — лучшего не сыщешь! В бору — грибы, ягоды. Зимой — лыжные прогулки. На водохранилище — каток. берега — ледяная горка. Кто любит — катайся на санках!.. — Повернулся к Огневу. — Давайте вместе строить. Будет у нас межколхозный дом отдыха!.. Договорились?.. Отлично!

Над печной трубой сторожки вился дымок. Пахло свиным салом, поджаренным на сковородке.

Из окна высунулась голова Грохотова.

— Мужики-и! — крикнул он и помахал рукой. — Слазьте! Жаркое остывает…

Огнев и Шаров тотчас же спустились со скалы. А Василий еще раз посмотрел на реку. Над нею летела стая журавлей. Курлыкая звонко и певуче, как бы трубя в серебряные трубы, птицы возвращались в родные просторы.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Радостная и в то же время тревожная догадка не первую неделю волновала Веру: кажется, затяжелела!

Платья стали тесными — это могло быть от возраста. Но появились странные прихоти: только что разжевала уголек! И это уже не случайно!.. Хоть бы теперь все обошлось благополучно…

Ей было от чего волноваться. Первая беременность в самом начале, когда она еще не успела испытать пробуждения материнского чувства, привела ее на операционный стол…

Теперь как будто все хорошо… Сегодня Вера наконец решилась сказать мужу о своей догадке. Он бережно обнял ее и спросил чуть слышным шепотом:

— Когда… будем ждать?

И она ответила тоже чуть слышно:

— Весной… Если благополучно…

Вдруг она откинула голову и, высвободив руки, прижала ладони к его щекам.

— Ты скажи… скажи… — заговорила горячо, всматриваясь в глаза мужа. — Ты хоть сколько-нибудь рад? Рад?

— Верочка! Как ты можешь еще спрашивать!.. — Василий принялся целовать жену. — Вот!.. Вот!..

Через ее плечо он взглянул на комод, где, позади семерки белых слонов, сидел розовый целлулоидный младенец с круглым, улыбающимся лицом, с пухлыми ручками и ножками. Он появился там на прошлой неделе.

— Откуда взялся? — спросил тогда Василий и осторожно, двумя пальцами пожал крошечную руку. — Здравствуй!

— Мамин подарок… — сказала Вера и почему-то покраснела. — Когда я была маленькая — шила на него платья.

— На такого голыша можно и матроску.

— Конечно… Он и на мальчишку похож…

Через несколько дней Василию довелось быть в городе. Вернувшись оттуда, он подал жене сверток с добрым десятком разноцветных погремушек и сказал:

— Хотел купить одетую куклу, но…

— Сразу и куклу, — улыбнулась Вера.

— …Подумал: вдруг ошибусь, — договорил Василий.

— Я знаю — тебе хочется ошибиться, — сказала Вера, вспомнив его слова о матроске для целлулоидного голыша.

— Нет, что ты… Мне все равно.

— Вот никак не поверю, чтобы тебе было все равно…

Однажды утром отец уехал на пленум краевого комитета защиты мира, а поздно вечером Бабкиных вызвали в сельсовет, к телефону. Звонила Векшина, сказала, что Трофиму Тимофеевичу предстоит поездка в Москву. Вера, чуть не взвизгнув, повернулась к мужу:

— Папу избрали на всесоюзную конференцию! Да, да! Вот послушай сам.

Василий принял телефонную трубку. Дарья Николаевна рассказала о составе делегации и добавила:

— Не хотелось бы, чтобы старик ехал один, без своих. Годы все же сказываются. Вот если бы Вера…

Конечно, Вера должна поехать с отцом! Так он и ответил в телефонную трубку, внимательный и заботливый Вася.

Он знал, что жена давно мечтала о такой поездке. И пока это ей вполне доступно.

Через год будет сложнее.

Нечаянная радость! Вера побывает в столице, посмотрит Кремль, сходит в Третьяковку, полюбуется станциями метро… Она увидит людей, известных всему свету, услышит их речи в защиту мира…

Дома сказала мужу:

— Ты ложись спать. Я одна все соберу в дорогу… Нет, нет, ты мне только будешь мешать. Ложись.

И он лег. А она всю ночь не сомкнула глаз. Чтобы не разбудить его, ходила на цыпочках. Думы о будущем привели ее к целлулоидному младенцу. Она сшила крошечную матроску, такие же маленькие брючки, одела голыша и усадила подальше, чтобы Вася не заметил до ее отъезда.

Утром Василий отвез Веру в город. Отец уже ждал ее на вокзале. Там были все делегаты. Председатель крайсовпрофа, провожая их, посоветовал Дорогину выступить на конференции с речью. Трофим Тимофеевич сказал:

— Не охотник я до выступлений… Но, как отец, потерявший на войне сына, я не могу молчать…

И Вера сказала: за дорогу надо набросать речь на бумаге, чтобы потом прочесть с трибуны. Но отец улыбнулся:

— Бумага сушит слова… Живому слову прямой путь — из сердца к людям…

За всю дорогу Вера больше ни разу не вспомнила об этом — голова была занята другими думами, время ушло на другие разговоры, затмившие все остальное.