В год великого перелома Вера Федоровна редко бывала дома. Целыми днями она ходила по дворам, склоняя женщин ко вступлению в артель; долгими зимними вечерами председательствовала на шумных собраниях; с бригадой-агитаторов райкома ездила в соседние деревни, где еще оставались единоличники. До приезда в Гляден одного из рабочих ленинградского Балтийского завода, старого члена партии, многочисленные заботы о хозяйстве артели «Колос Октября» не давали ей спать: иногда глубокой ночью она появлялась на скотном дворе, на мельнице, в конторе правления. И чем больше было хлопот, тем оживленнее становилась Вера Федоровна. Она с радостью и гордостью за свой народ несла трудную председательскую ношу, пока не свалилась от перебоев сердца.
В первую же весну к дорогинскому саду, переданному в колхоз, артельщики припахали пять гектаров целины. У Трофима Тимофеевича теперь уже не было надобности разрываться между садом и пашней. Все силы и все свое время он отдавал любимому делу.
На исходе лета новый председатель правления, которому во время гражданской войны довелось побывать возле города Козлова в большом саду на зеленом полуострове, где жил и работал Мичурин, посоветовал Трофиму Тимофеевичу:
— Поезжай-ка ты, браток, к тому старику. Погляди. Расспроси досконально. Ну, и купи для колхоза разные там диковинки.
— Поезжай, Троша. Обязательно поезжай, — настаивала Вера Федоровна. — Ты ведь давно собирался. А за сад не тревожься: я с Веруськой перееду туда…
И Дорогин отправился в далекий путь. Ранним утром он на пароме переплыл речку Лесной Воронеж и вошел в сад. Вот она, обетованная земля! Вот деревья, пробужденные к жизни мудростью человека. Отсюда яблонька под именем Ермак отправилась завоевывать Сибирь и проложила путь-дорогу для своих сестер. Отсюда приходили ободряющие письма посылки с семенами и саженцами.
Десятка полтора посетителей прибыли раньше Дорогина. Они нетерпеливо и настороженно посматривали на крыльцо двухэтажного дома: выйдет ли сегодня старик? Позволит ли ему здоровье? Возьмет ли на прогулку по саду?..
И вот он появился. Высокий, угловатый, сухой от недугов. Белый пиджак обвисал, сваливался с плеч. Широкие поля легкой шляпы кидали тень на лицо, иссеченное морщинами, как земля в засуху. Старик шел, опираясь на трость.
— Ну, собрались? На прогулку? — спросил резко, неприветливо. За долгую жизнь ему надоели проезжие бездельники, которых он узнавал с первого взгляда.
Посетители, кивая головами, перебивали один другого:
— Да, да… Посмотреть… Полюбопытствовать…
— Приобщиться… Как почитатели и поклонники…
— На прогулку явились… — ворчливо повторил старик и, остановившись у дорожки в сад, объявил: — Возьму, если кто по делу. С остальными сотрудники побеседуют. — Остановил взгляд на Дорогине. — Вот вы пойдете со мной. Издалека приехали?
— Из Сибири. — Трофим шагнул вперед. — По Ермаковой тропе сюда.
Они стояли лицом к лицу, оглядывая друг друга.
У приезжего борода — во всю грудь, на голове — копна волос.
— А-а! — в глазах Мичурина загорелись огоньки, улыбка, как светлая дождевая вода в полях, залила морщины на посветлевшем лице. — Дорогин? Трофим? Если я не запамятовал. А отчество… Писал на конвертах, но не помню.
— Батьку моего, Иван Владимирович, звали Тимофеем.
— Вот ведь как — Тимофеевича забыл. А когда-то посылал тебе свою яблоню Ермак Тимофеевич!.. Так, говоришь, Ермакова тропа привела? Славно! Пойдем, Трофим, пойдем. Рассказывай о сибирских садах.
Они двинулись по дорожке среди деревьев. За Мичуриным бежала маленькая пушистая собачка, похожая на рукавицу-мохнашку. Над головами кружились воробьи. Собеседники не замечали их. Дорогин рассказывал, как ведут и как чувствуют себя яблони Мичурина в условиях
Иван Владимирович время от времени останавмягкой улыбкой говорил:яблони «незаконнорожденными». дескать, веленью, а по моему хотенью зачатые. Без всякого таинства. Путем искусственного опыления. Не бог, а человек создал новый сорт. И за короткое время. Природа, возможно, за тысячу лет не подарила бы такой яблони… Вот это дерево — китайка-мать. Ее-то я и опылял пыльцой культурных сортов. От нее все началось…Иван Владимирович рассказал, как веточки молодых гибридов прививал в крону других яблонь, как бы отдавая на воспитание, добивался новых, нужных ему, качеств яблок.
Они сели отдохнуть на скамью. Воробьи опустились на землю, чирикали и подпрыгивали.
— Сейчас, сейчас… — Мичурин одну руку запустил в карман, другой указал на старого воробья с темно-коричневыми перьями, как бы взъерошенными на голове. — Это — давний друг! Всегда подлетает ко мне. Самый бойкий!.. — Бросил птицам горсть пшена. — Клюйте! Работайте!
Потом повернулся к гостю и переспросил: