Сад (переработанное)

Вася неохотно прошел за сцену, где находились делегаты. Как бы ускользнуть от них? Сесть бы в зале. Рядом с Верой. Шепотом сказал бы ей недосказанное. И она ведь тоже хотела что-то сказать… Жаль, что уехал Трофим Тимофеевич. Не удастся побывать в его доме, посидеть за столом, накрытым Верой. А он-то надеялся чокнуться с ней за Новый год, за счастье… Какое уж там счастье!.. Горькая полынь!.. Придется вместе со всеми делегатами встречать Новый год у Семкиного отца. Постыло все… Постыло…

За спиной тяжело шагал грузный Забалуев. Он думал о сыне:

«Образумился бы Семенко да отступился от Верки. Сам. Ну, чего ему стоит? Оставил бы ее на бобах. Вот бы хорошо-то! Пойдет про нее дурная слава: «Женихи обегают зубастую!» В девках прокукует век… Но вдруг Семенко отыщет какую-нибудь непутевую, хуже этой? А ей он письма пишет. И, говорят, все про женитьбу… Ничего не поделаешь… Луговатского ухажера надо отвадить. Первым делом у себя дома оглушить медовухой. Такого плюгаша можно свалить двумя стаканами, а потом — людям напоказ. Вот будет потеха!..»

Открыв собрание, Забалуев с трибуны прочел обязательство своего колхоза, долго говорил о том, что в соревновании с луговатцами они выйдут на первое место.

Вася смотрел в зал, пытаясь отыскать Веру. Но ее там не было.

3

Узнав о приезде Дорогина в Луговатку, Желнин сказал Шарову:

— Вот кому надо предоставить слово для новогоднего поздравления.

Пока Дорогин говорил перед микрофоном, Андрей Гаврилович, сидя в углу небольшой радиостудии, стены которой были занавешены тяжелой темно-зеленой материей, просматривал свои наброски, сделанные карандашом на маленьких листках.

Слово «хлеб» для Желнина было священным, как слово Родина. С детских лет пастушонок Андрейка привык дорожить каждой крошкой. Обронить кусочек считалось грехом. Бывало, нечаянно перевернешь калач на столе — мать даст затрещину: «Не клади хлеб вниз головой!..»

— «Хлеб наш насущный»… — перечитал Андрей Гаврилович первую строку своей речи. Этими словами в детстве начинался каждый день. Их провозглашал отец перед чужими, черными от времени, иконами, всякий раз в ином доме — пастухов крестьяне кормили по очереди, поденно. После смерти отца пастуший кнут перешел по наследству к старшему сыну — Сидору, и маленький рябоватый Андрейка вместе с братом бормотал эти слова в угоду набожным хозяевам, не вдумываясь в смысл. Позднее он понял, что насущнее хлеба действительно нет ничего на свете. Это случилось в засушливый год, когда не только рожь в поле, даже трава на лугах сгорела подчистую. Зимой во дворах не мычали коровы, не блеяли овцы, не кудахтали куры — все пошли под нож. Братья забросили на чердак пастушьи кнуты и отправились в Питер — на заработки. Вскоре к ним приехала мать. В Лаптевку они так и не вернулись…

Сибирь как богатый хлебный край впервые открылась перед Желниным в голодный семнадцатый год. Он приехал сюда вместе с другими посланцами петроградских рабочих, чтобы обменять на хлеб зажигалки и лампы, чайники и кастрюли, топоры и пилы. В ту осень он и услышал впервые о Чистой гриве: «Там от пшеницы амбары ломятся!» — говорили в совдепе. Необъятные просторы поразили его: «Земли-то сколько! Какое богатство!..» В Луговатку он въехал поутру. Женщины были заняты стряпней. Всюду пахло горячими шаньгами да блинами. Тут его завалят хлебом! Где ему обосноваться на квартиру? Выбрать бы дом получше да хозяев поприветливей. Вспомнился наказ старшего из группы: «Ищите фронтовиков. Из бедноты. На них — опора». Желнин так и сделал. Ему показали избу Кузьмы Венедиктовича Попова. Там его приветили. Целыми днями хозяин вместе с ним ходил по домам, расхваливая добро, привезенное с завода. А по вечерам к Поповым собирались соседки, пряли куделю и пели «проголосные» песни. Запевала сама хозяйка — Анисья Михайловна, У нее был такой мягкий и сочный голос, что нельзя было не заслушаться. Андрей как бы видел перед собой и шатер дружины Ермака, и байкальские волны, и тайгу со звериными узкими тропами, и степной ковыль. И тогда он думал: «А ведь не унылый, не угрюмый здешний край. Жизнь была мрачной и тяжкой. От нее на все падала тень, как от черной тучи. А вот жизнь переменится, и природа заиграет…»

Зерна он наменял только пять мешков. Бородатые мужики, с волосами, лоснящимися от масла, отвечали: «Нет у нас лишнего. Нет. Свиныошек надо кормить… А полежит пшеничка в амбаре — не в убыток: еще приедете, побольше товару привезете — подороже дадите…»

…Диктор подошел предупредить, что Дорогин заканчивает речь. Андрей Гаврилович, очнувшись от раздумья, направился к микрофону.

Стрелки часов приближались к двенадцати. Желнин закончил речь призывом к хлеборобам Чистой гривы: страна ждет от них увеличения посевов пшеницы и высоких урожаев!

Поздравив слушателей с Новым годом, он повернулся к Трофиму Тимофеевичу и пожал ему руку.

4