— Сам-то дома ли? Не убежал еще по колхозной домашности дела справлять? Вот хорошо, что я застала его. — Она садилась на широкую лавку, выкрашенную охрой, и, похлопывая рукой по коленям, громко рассказывала: — Слышала, соседушка, что про твоего гуторят в деревне? Хорошее! Только хорошее! В какую пору к председателю ни толкнешься — дома нет. Когда он спит — неизвестно. Раньше первых петухов встает. А по колхозу носится, как вихорь!..
— Ой, не говори, Силантьевна, — сокрушенно отзывалась Анисимовна. — Я уже стала забывать, какой он есть. Целыми днями не вижу его, матушка моя. В обед прибежит, быстренько наглотается — и опять след простыл. Ну, в его ли годы так здоровье растрясать!..
Заслышав разговор, Сергей Макарович вставал с постели и, сладко позевывая, появлялся на пороге горницы.
— Спозаранку языки чешете! — упрекал женщин, потирая волосатую грудь.
— А ты прислушайся, что добрые люди про тебя говорят, — советовала Анисимовна. — Маленько переменись…
— Меняться не привык. Какой есть, таким и жизнь проживу.
Забалуев шел к старому, оставшемуся от прадеда, чугунному умывальнику, подвешенному на ремешке над большой деревянной лоханью, набирал воды в широкие пригоршни и, поплескав на лицо, утирался полотенцем, висевшим тут же на деревянном крючке; круто повернувшись к соседке, спрашивал:
— Ну, полуночница, опять пришла про дочь балакать?
— Про нее. Про Лизаветушку, Макарыч, — отвечала Скрипунова и начинала убеждать, что нехорошо зимой девок на работе маять.
Сегодня Фекла завела разговор издалека:
— Ночь-то долгая, — думы в голове, вроде комариков, толкутся…
— О ком же ты полошилась, соседка? — спросил Сергей Макарович и улыбнулся. — Наверно, все о Лизавете?
— Обо всех растревожилась. Садовод на ум пал. Лежу и сама с собой разговариваю: «Председатель-то у нас об народе заботливый — пожалеет старика, вроде как своего человека…»
— А что такое? Стряслось что-нибудь?
— А то что — старость-то не радость: годы уходят — силушку уносят. К саду он, сам знаешь, как есть припаянный. И ты старику облегченье дай. Зачем дочку-то на конопле держишь? Она у него — одна. В садоводческих делах разбирается. И подружек научит. Перебрось девок в сад. Вера будет пособлять отцу!
— Ишь ты! Придумала что! — покрутил головой Сергей Макарович. — Нет, я семейственности не допущу!
— Она — девушка умная, — продолжала нахваливать Скрипунова.
— Ума у нее даже больше, чем надо, — разоткровенничался Сергей Макарович.
— А ты что, ейный ум на весах взвешивал? — упрекнула Анисимовна. — Помолчал бы об этом.
— Конечно, Веру, не то что мою Лизаветушку, пестовать было некому, — наговаривала соседка. — Без материнского-то глаза девка — что в огороде бурьян.
Потом Фекла, тронув локоть Забалуева, попросила:
— Переведи доченьку в сад, а то мы там — одни старухи. Молодого голоса не слышим…
— Серебряная бригада! — рассмеялся Сергей Макарович.
— Вот-вот. Эдак просмешники зовут, — обидчиво подтвердила Скрипунова. — Дай хоть одну молоденькую. Пусть песнями душу повеселит.
—
саду работа — для старух: рукам легко, воздух, как говорится, пользительный… — Забалуев почесал толстую, розоватую шею. — А для Лизы что-нибудь другое придумаем…— Придумай, Макарыч, придумай. Дело
Может, и мы когда сгодимся для вашей-то семьи…В те годы во многих колхозах еще существовали звенья высокого урожая зерновых. Им отводили от пяти до десяти гектаров. Сергей Макарович также решил создать звено. Для того и распахали вблизи сада частицу коровьего выгона. Во главе звена ему хотелось поставить будущую сноху, но Вера не только не обрадовалась, а твердо заявила, что будет по-прежнему выращивать коноплю. Если упрямая девка окончательно откажется — Лиза Скрипунова может пригодиться. Дело нехитрое, при его помощи справится.
— Ты, Макарыч, не сумлевайся. Справится! Лизаветушка насчет грамоты вострее других девок. — В поисках поддержки, Фекла взглянула на хозяйку дома. — Анисимовна знает: по работе Лизавета — первая в деревне. Да и сам ты видишь, девка толстая, дородная, ростом бог не обидел…
— Она из всех приметная, — отозвалась Матрена Анисимовна.
— Приметная, милая. Правильные твои слова! — оживилась Скрипунова. — А вот… это… — Видимо, занятая какой-то новой мыслью, она на миг забыла о главной теме разговора. — Да! Вот я про что: под началом-то ей надоело ходить. Сама может руководствовать!
— Ладно, подумаю. Может, поставлю на звено, — пообещал Забалуев и начал одеваться.
На рассвете Вера, озираясь по сторонам, — как бы не заметил да не окликнул отец, — выбежала из двора, но за воротами, сделав несколько шагов, остановилась.
«Не бросить ли все затеи?.. И к Чеснокову больше — ни ногой…»