Сад (переработанное)

Вася Бабкин любил все времена года и еще не так давно жалел, что дни пролетали быстрой вереницей. Даже морозная и вьюжная зима до этого года казалась короткой. А нынче, особенно после поездки в Гляден, все стало иным: зима — бесконечно долгой, дни — утомительно-тягучими. Ни занятия в драматическом кружке, ни охотничьи вылазки в поле, ни тяжелая физическая работа — ничто не успокаивало.

В новогодний вечер Вера хотела что-то сказать ему. Может, съездить к ней еще раз?.. А зачем?.. К чужой невесте!.. Она, конечно, слышала — уши обморозил. И, наверно, видела, как пьяный валялся на улице в снегу? Но ведь выпил-то с горя… Можно понять…

Мать беспокойно посматривала на сына. И ест плохо, и спит мало, и разговаривает неохотно, словно боится расстаться с глубоко затаенными думами. Щеки побледнели, и пятна от порохового ожога стали еще заметнее, будто темные щербины на белой березе.

Ну как же не тревожиться о нем?

Не выдержав, она спросила:

— Что-то, Васятка, нынче ты завял, как перезрелый подсолнух?

— Нет, ничего я…

— Может, тебе пивца сварить?

— Даже не говори…

От одного упоминания о пиве Васю передернуло. А мать продолжала:

— Большой ты. Позвал бы товарищей…

— Каких? С женатиками гулять неловко, с мелюзгой — неинтересно.

Катерина Савельевна задумалась. А ведь в самом деле сын остался без сверстников: одни ушли в армию, другие уехали учиться, третьи обзавелись семьями. Один Вася — неприкаянный. Новых друзей не завел. А без товарищей скучно… Так? Нет, что-то другое. Парень на возрасте, на переломе. Как скворец, весну чует, а перед кем петь — не знает. Или еще хуже: он-то знает, но его слушать не хотят. От неспетых песен сердцу тошно…

Он у нее — последний: с ним да с невесткой век доживать. Не ошибся бы только парень, женился бы на девушке с мягким характером. Вася умом не обижен, но люди не зря говорят: «Молодо — зелено»… Какая-нибудь брошенка или отходка может так закружить парню голову, что он и сам себе будет не рад…

Это — Капа! Догадка отозвалась болью в сердце: у Капитолины сын — годовалый Вовка. Его отец служил в армии. Но он не был зарегистрирован с Кондрашовой и свою связь с ней считал случайной, потому о ребенке и говорили: «Безотцовщина!» Кому нужно такое приданое!..

В колхозе Капа у всех как бельмо на глазу — ленивая из ленивых. Характером неровная: то кричит да словами, как иголками, колет, то маслом тает, то мягкой травкой расстилается. А думает только о нарядах.

Напрасно замолвила за нее, что в саду она может пригодиться. Надо было спровадить куда-нибудь подальше.

Нет, не из-за Капы он. Та бы сразу сказала: «Пойдем расписываться!..» А тут одно сердце страдает, другое не знает. Даже, может быть, не желает знать. И матери вспомнились рассказы о гляденских девушках, которых в начале зимы Вася спас от бурана. Она слышала об этом больше от Шарова, чем от сына. Вася сказал скупо: «Привел в избушку… Переждали девки буран и ушли домой». Только и всего. Неспроста эта скупость на слова.

Однажды поздним вечером, накрывая стол для ужина, Катерина завела разговор о тех девушках. На ее расспросы Вася отвечал, едва сдерживая раздражение, и тем самым выдал половину своей тайны.

— Что же ты не рассказываешь толком? — упрекнула мать. — Девки-то были хорошие?

— Девки везде одинаковые.

— Как их звать?

— Одна Лиза, другая Мотя…

— А третью не запомнил?

— Ну, что ты! На память не обижаюсь.

— Лиза у них звеньевая?

— Нет… — Вася замялся. — Не она…

звеньевая — его любовь.

Мать медленно прошлась по кухне и, остановившись против сына, сидевшего на лавке, посмотрела на залитое румянцем лицо так пристально, что он опустил взгляд.

— У нее кто родители?

— У кого?

— Ты знаешь, про кого я спрашиваю.

Вася хотел сказать: «Не знаю», но не мог произнести этого слова, — он никогда не говорил матери неправды; не подымая глаз, проронил:

— У нее только отец… Трофим Дорогин…

— Вон кто!.. — Помолчав, мать подсела к сыну, тихо положила руку на его плечо. — Послушай, а семья-то у них большая? Сыновья при старике есть?

Она порывалась спросить: «Ты не бросишь меня, не уйдешь к Дорогину примаком? Девка-то, поди, уговаривает тебя переселиться к ним?»

А Вася считал, что думы его может знать только одна Вера и больше никто на свете. Но ей нет до него дела, — у нее жених. Она ждет его… Значит, и говорить не о чем. И догадки строить не надо. Оттого, что он немножко проговорился, в нем пробудилась такая жгучая досада, что, при всем уважении к матери, он не мог сдержаться:

— Все это, мама, зря. Пустые разговоры. И ты не допытывайся. Не спрашивай… — Он убежал в горницу и захлопнул за собой створчатую дверь.

Рука матери, теплая и ласковая, только что лежавшая на его плече, упала на лавку. Катерина Савельевна сокрушенно вздохнула. Ее ли это сын?..

Обычно Катерина, занятая многочисленными хлопотами, не ходила, а бегала по кухне. Чтобы меньше уставали ноги, снимала обувь и оставалась зимой в шерстяных чулках, а летом босая. И сейчас на ней были полосатые теплые чулки, но она сидела неподвижно, и ноги ее стыли от пола, впервые казавшегося холодным.