Сад радостей земных

— Ты мне уже говорила.

— Лаури, а я правда тощая?

— Только руки и ноги тощие.

— Значит, я тебе не нравлюсь?

— Конечно, нравишься.

— В журналах на картинках все женщины тоненькие…

— Это что, духи так пахнут?

— Ага, духи… немножечко.

— Слишком крепкие.

— Они хорошие, они из нашего магазина.

Лаури промолчал. Клара выпрямилась и стояла у него за спиной. Потом сказала:

— Мне очень нравится там работать. Большое тебе спасибо, ты меня так хорошо устроил. А вот Соне там не нравится. Все как есть не по ней. Соня мне одалживает бусы и всякие вещички, и я ей тоже. Мы с ней настоящие подруги.

— Соня — это та, у которой мать со странностями?

— Да-а, наверно. Она и правда вроде странная.

— А не сумасшедшая?

— Ну, я не знаю… Она и не глядит, что Соня делает, ей все равно. Соня что хочет, то и делает. У нее есть дружки на алебастровой фабрике. А Кэролайн, знаешь, мы думаем, Кэролайн собирается замуж… он служит на большой ферме, ну, в том конце долины.

— На ферме Ревира?

— Да, Он там служит, он может заработать кучу денег. Он возит Кэролайн на автомобильные гонки. Мы думаем, они поженятся.

— Эти духи слишком крепкие, прямо воняют. Ты что, сама надушилась?

— Только за ушами немножечко.

— Запах такой, что хоть насекомых морить.

Лицо Клары окаменело.

— У меня насекомые не водятся, — сказала ока.

— Ладно, ладно, я знаю, что не водятся.

— Не водятся и не водились, сроду не водились, — сказала она; вши у нее когда-то были, и от горечи этого воспоминания даже голос сел.

— Детка, я же вижу, у тебя здесь очень славно и чисто. Очень чистая комнатка, — сказал Лаури и потрепал ее по плечу. — Когда ни придешь, у тебя всегда чистота.

Клара слабо улыбнулась:

— Ну да… что ж… я всегда любила, чтоб было чисто. Всегда и полы мыла, и посуду — что при мамке, что при Нэнси…

— Ты очень чистоплотная девочка.

— Вон у меня под раковиной какой большой, хороший таз. Я в нем вся могу мыться, только осторожно. Видишь, какой?

— Просто замечательный таз.

Клара посмотрела на него и нахмурилась:

— Ты надо мной смеешься?

— Нет.

— Это просто таз, и никакой он не замечательный. Ты надо мной насмехаешься.

— Замечательный таз, детка.

Клара отвернулась, будто сердится. Села на край кровати, потом откинулась назад. Поглядела на потолок — он высоко и в мелких пятнах, оттого что протекает. А это уж не паутинка ли? Нет, померещилось, она только нынче всюду обмела и стерла пыль.

— Я почти все время веселая, — сказала она, — только вот скучно становится. Когда я дома жила, со своими, всегда надо было работать. Да по-настоящему, не то что в лавке. Зато все время были наши, и я об них заботилась. Папка не так уж много пил. А тут… что ж… станет скучно, а поговорить не с кем.

— А как же Соня?

— Она ж не может часто у меня ночевать. Ей надо за матерью приглядеть и за меньшими… Вроде скоро ее отец вернется, кто-то рассказывал. Он чего-то там натворил. Соня не знает, где он. Она ничего, славная, только шалая немножко. Она все меня уговаривает гулять с ее компанией, а я не соглашаюсь. Она думает, ты мой дружок… А Кэролайн все время с Дэви… со своим дружком. А Джинни замужем. Она иногда зовет меня ужинать.

— Так почему же ты скучаешь?

— Не знаю. Живу одна, как-то чудно. В моем возрасте не годится жить одной.

— Это лучше, чем жить в какой-то дыре, где жмутся еще пятеро, как сельди в бочке, — сказал Лаури.

— Ну, там-то ко всему привыкаешь. Всего навидаешься и ничего не в диковинку. Живем всей кучей. А твои родные кто были?

Лаури пожал плечами.

— Ферму Ревира ты знаешь, — сказал он. — Гипсовый карьер тоже на их земле. Вот и я родом примерно с такой же фермы. Только подальше отсюда.

— Ты и сейчас там живешь?

— Когда был кризис, мои разорились и ферму потеряли.

Клара серьезно кивнула — пускай Лаури видит, что ей не впервой слышать это слово. А что оно означает, бог весть, — представляется что-то смутное, темно-серое, цвета старых досок, которые сто лет мокли под дождем.

— Мои родные были собственниками, старались побольше всего накупить и накопить — и все потеряли. А я не собственник. Мне ничего не нужно.

— А мне тоже много всего нужно, — сказала Клара. Я люблю все свои вещи, и коврики, и картинки. — Лаури пододвинул к ней стул и сел рядом. — Скоро я куплю покрывало на кровать, а потом золотых рыбок.

— На черта тебе сдались золотые рыбки?

Клара немножко обиделась.

— Они мне нравятся.

— Лучше уж заведи в доме цветы. Будет славно.

Теперь он говорил по-доброму. И отхлебнул кофе. Клара не могла пить, кофе оказался слишком крепкий.

— Ну как, — сказала она и чуть улыбнулась, — жалеешь, что не поехал опять к ней?

— А ты что же, всерьез ревнуешь?

Улыбка стала победоносной.

— Ты здесь, со мной, а не с ней. Придется ей тебя обождать.

— Я увижусь с ней в другой раз.

— А вот сейчас ты здесь, со мной.

— Сегодня мы с ней уже виделись, — сказал Лаури. Не то бы я сюда не пришел.

Клара протянула ему свою чашку:

— Поставь на стол. Я не хочу.

— Что ты злишься?