Садовник (сборник)

Господин сжал кулаки, напрягся, покраснев, но вдруг улыбнулся, плюхнулся в кресло и сказал госпоже устало и равнодушно:

– Пошла вон, дура!

– Идиот! Козел вонючий! – закричала вдруг в ответ госпожа, выскочила в прихожую, схватила шубку и выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

Шура пела. Это была даже не песня, а песнопение, духовное песнопение, прекрасное и невыносимое. Господин сидел неподвижно, уронив голову на грудь, и тогда Шура на мгновение испугалась, но, заметив, что он дышит, успокоилась, улыбнулась, вздохнула и, не двигаясь с места, стала ждать, когда он проснется. Но господин не спал. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее, но, похоже, ее не видел. Лицо его было мокрым от слез: нос, щетинистые щеки, подбородок…

– Россия… – прошептал он потерянно и, всхлипнув вдруг, повторил, но уже иначе – громко и требовательно:

– Россия!

Вскочил и, глядя в потолок, вскинув вверх руку, прокричал громко, чтобы услышали:

– Россия!!

Шура удивленно и встревоженно наблюдала за ним.

А господин пожал плечами и пробормотал растерянно:

– Россия…

– Россия! – захохотал он вдруг и тут же погрозил кому-то в окно кулаком: – Россия!

Однако тут же извинился, разводя руками:

– Россия.

– Россия… Россия… – повторил он и вдруг замолк, прислушиваясь.

Но ничего не услышал, а если и услышал, то не понял, потому что не поддавалось пониманию слово, выдерживающее столько разных смыслов.

Господин обессиленно опустился в кресло, налил полный стакан виски, мучительно-медленно выпил, задумавшись, опустил голову на грудь.

Шура ждала, что сейчас он вновь поднимет голову и что-то скажет, но господин вдруг всхрапнул и равномерно засопел во сне.

Яшка сжимал лимонку из последних сил. Глаза его были зажмурены, оскаленные зубы сжаты, по лицу катился пот. Яшка кряхтел, задерживая в себе воздух, а с ним и последние силы.

И вдруг громко и окончательно выдохнул, открыл глаза и заговорил, глядя в низкий потолок:

– Бог… Если ты есть, сделай так, чтобы… – Яшка задумался и не стал формулировать просьбу, она была понятна и простому смертному. – Ты сделаешь, и я сделаю, вот увидишь! Пидар буду…

Ладонь сама разжалась, в лимонке что-то щелкнуло, она скатилась и весомо упала на цементный пол.

Яшка зажмурился, и обхватил голову рукой, и долгих пять секунд не двигался. Не взорвалась.

Уже в своей одежде – в плаще, подпоясанном мужским ремнем, и спущенных чулках, – Шура возилась с дверным замком, что-то шепча, приговаривая «мамочка» и поскуливая от страха.

Дверь открылась, и Шура торопливо шагнула за порог. Прощально оглянувшись, она увидела аккордеон и кинулась назад.

Но остановилась, вздохнула и присела на аккордеон, как присаживаются на дорожку. Медленно переводя взгляд со спящего господина на висящие на стене красивые иконы, поднялась, перекрестилась, после чего сказала важно и церемонно спящему господину:

– Спасибо за хлеб-соль, за все хорошее, а мы дальше пойдем…

История эта закончилась там же, где и началась – на Тверской, бывшей Горького, у дома № 17 рядом с банком «Хелп», где за стеклом витрины стоят сразу девять телевизоров: один, посредине, большой, и вокруг него восемь маленьких, а внизу написанное стальными буквами красивое и таинственное слово «Кросна».

…Был вечер, людный и шумный. Она сидела посреди тротуара на аккордеоне и смотрела по телевизору кино. Пешеходы обходили ее, иногда оглядываясь. Шура не замечала никого, потому что кино было интересное, про любовь. Рот ее был приоткрыт, а по щекам скатывались слезы.

…Был поздний вечер. Показывали смешное кино, и Шура улыбалась. К расположенному рядом ночному клубу «Найт Флайт» подъезжали лимузины, и из них выходили красивые мужчины. Озябнув, Шура поднялась и, не сводя глаз с экрана, стала притоптывать на месте и хлопать себя ладонями по плечам и бокам. Но заметив стоящего неподалеку бородатого бомжа, который смотрел на оставленный аккордеон, торопливо села на него и больше не вставала. А кино было смешное…

…Под утро из «Найт Флайта» выходили утомленные отдыхом мужчины и красивые смеющиеся женщины. Шура не видела их. Она не слышала и завывание сирен на проносящихся за спиной милицейских машинах. Кино было интересное…

…Было светло и пустынно. Сидя на аккордеоне, сжавшись и уткнувшись лицом в колени, Шура спала.

Телевизионные экраны не светились. Было чисто, светло и пустынно. Мир отдыхал.

Яша торопливо шел к ней. Он видел ее. Шура встрепенулась и открыла глаза, и увидела Яшку.

Оставив аккордеон на асфальте, Яшка и Шура уходили. Впереди была Маяковка, за ней – поднимающееся Солнце, а за Солнцем были Пимы.

Маленькие телеэкраны стали зажигаться, и на них вновь возникли те фильмы, которые помогли Шуре прожить эту ночь.

Яшка и Шура шли рядышком, то и дело касаясь друг дружки плечом, будто проверяя ненароком присутствие спутника. И когда они прошли Маяковку и вошли в Солнце, здесь в витрине зажегся и большой, центральный экран, и вновь возник люмьеровский сюжет, только другой: в неспокойное море уходила лодка, а сидящих в ней мужчин провожали женщины и дети.

1995 г.

Последние времена