Садовник (сборник)

– Я за него не голосовала! – выкрикнула Забродина, и в этот момент в комнату вбежал Председатель. Он был грязен как чёрт, бодр и весел. Увиденная картина его восхитила.

– Значит, почту и телеграф мы уже взяли, остались вокзалы? – пошутил Председатель.

– Вы еще ответите за эту шутку, – прошипела Забродина.

Забыв, видимо, для чего он сюда пришел, Председатель махнул рукой, весело подмигнул сидящей на шкафу обезьяне и выскочил из комнаты.

Сквозь темень и непогоду, яростно пробиваясь сквозь снеговые заряды, полетели из Малых Иванов взволнованные точки и тире… Но вдруг рука Полковника застыла на ключе. Он виновато улыбнулся и признался стоящим рядом.

– Я забыл букву «ц»…

– Две точки тире точка, – подсказал Зароков.

Малоивановцы удивленно посмотрели на своего участкового. Они знали, что Полковник не просто полковник, но не догадывались, что старшина не просто старшина.

Даже Кончите это понравилось. Она спрыгнула со шкафа на руку Зарокова и посмотрела на человека с уважением.

Зароков ласково потрепал ее по щеке.

– Две точки тире точка, правда, Кончита?

Ждать ответа пришлось недолго, точнее, его совсем не пришлось ждать – бумажная лента поползла из аппарата почти сразу.

– Есть ответ! – сообщил Полковник.

– Есть власть, есть. – Сорокин забыл о своей роли стороннего наблюдателя и взволнованно заходил по комнате. – Наша власть.

– «В связи с переполненностью районной психиатрической больницы ничем пока помочь не могу. Огурцов», – прочитал ответ Полковник.

Все замерли. Первой пришла в себя Забродина.

– Вот она, ваша власть! – закричала она истерично. – Вот она, ваша демократия! В Думу! В Уголок Дурова! В Организацию Объединенных Наций!

Коровник вычистили, утеплили и натопили, зверей накормили и уложили спать.

Председатель вернулся домой за полночь – усталый, но довольный. Открыв банку килек и отрезав толстый ломоть хлеба, он начал ужинать, но увлекся чтением книги, которую специально взял в клубной библиотеке. Это был огромный фолиант в твердом переплете, на котором золотом было написано: «Звери СССР», а ниже тиснением изображен победно поднявший хобот слон.

Кого там только не было! И мамонты, и саблезубые тигры, и такие чудовища, каких представить себе невозможно.

Председатель с уважением переворачивал страницу за страницей.

«И все наши, все наши», – время от времени повторял он, и в голосе его слышалась гордость.

Перевернув последнюю страницу, Председатель погрустнел и посмотрел на лежащее на кровати животное. Оно свернулось лохматым клубком и вздыхало.

– Все есть, а тебя нету, – сообщил Председатель. – Даже не пойму – мужик ты или баба?

Председатель поднялся.

– Жрать не будешь – сдохнешь! А чего в том хорошего…

Зверь вздохнул в ответ, и Председатель тоже вздохнул. Взгляд его упал на консервы, и в голове родилась мысль. Он взял банку и поставил рядом с животным. Зверь зашевелился и ткнулся мордой в банку. Данилов радостно засмеялся.

– Значит, мужик – бабы их не очень… Вот и хорошо, что мужик… Ешь, ешь… Я, правда, отъел маленько… Да я завтра еще куплю, ты только ешь! Куплю! Это раньше… А сейчас все купить можно. Дорого, правда… Зато можно купить!

Утром распогодилось, вчерашний грозовой снег почти весь стаял, совершенно не ко времени в воздухе запахло весной. Как раньше собирались крестьяне на сход, решая, сеять или не сеять, так и теперь в наши дни собрались малоивановцы, чтобы договориться, как жить дальше. На ступеньках клуба возвышался Павлуша в красной косоворотке. Рядом с ним с горящим взором стояла Змея Забродина. Она основательно подготовилась к мероприятию – тут же на кумачовом постаменте стоял бюст Ленина, восстановленный ею при помощи клея и изоляционной ленты.

Народ внизу курил, гомонил посмеиваясь, но, конечно, волновался.

– Товарищи! – обратился Павлуша к народу, но тут кто-то крикнул: «Поберегись!» – и через мгновение вихрем пронеслась мимо Манюня.

Стоящие рядом Мякиш и Чучмек переглянулись.

– Это что же она, вообще не сворачивает и не останавливается? – задался вопросом Мякиш.

Чучмек кивнул.

– А как же? – Мякиш не мог понять, как же тогда свинка возвращается.

Чучмек усмехнулся со знанием дела и изобразил пальцем окружность Земли. Мякиш поверил. А как было не поверить?

– Товарищи! – вновь привлек к себе внимание Павлуша. Сегодня он был еще красивее, еще значительней, чем вчера. – Прежде чем начать прения, я хотел бы пригласить сюда… виновника, так сказать, торжества, того, кто навел на нас эту пакость!

Все, конечно, сразу поняли кого, да Колька и сам понял. Он вышел к ступенькам, но подниматься не стал. Насупленный, с оттопыренным красным ухом, он был готов стоять до последнего.

– А скажи нам, мальчик, – обратился к нему Павлуша, – ты общался с этими, с позволения сказать, людьми?

Колька кивнул и буркнул недовольно:

– Один раз.

– О чем же ты с ними беседовал?

– Они спросили: «У вас в деревне люди добрые живут?»

Малоивановцы затихли. Прямо-таки замерли, застыли.

– А ты что ответил?

Колька шмыгнул носом.

– Я сказал: «Добрые».

– Тьфу ты! – даже плюнул с досады Чучмек, да и все остальные заругались, возмущенные, можно сказать, до предела.