Садовод

Приятные, интеллигентные манеры, вкрадчивая интонация и грамотная речь сразу расположили пенсионерку к молодому полицейскому. Впрочем, не так уж он и молод, подумала она, лет двадцать шесть или двадцать семь.

— Что вас интересует? — более мягким тоном спросила она.

— Круг общения Беллы. С кем она дружила, кого приводила в гости, к кому сама ходила…

— Да что вы, — махнула рукой старушка. — Какие там гости… Сколько мы с ней под одной крышей живем, она ни разу никого не приглашала сюда. Вот вы, наверное, думаете, что раз я старая, так и память у меня дырявая, и я все позабыла, да? А вот и нет. Никто к ней не приходил. И друзей-подруг у нее не было.

— Странно как-то. Она же в институте училась, неужели там ни с кем не сошлась за пять с лишним лет?

— Белла училась заочно. Вот в этом году должна была окончить.

— На каком факультете училась?

— На психологическом, — с некоторой гордостью ответила старушка. — Социальная психология, вот как ее специальность называлась.

— А она работала?

— Да. В центральной библиотеке.

— Кем?

— Ну, это я уж не знаю, кем именно. Но денег приносила немного. Чуть больше, чем моя пенсия.

— Кроме работы где еще она бывала?

Вера Ивановна с минуту помолчала.

— В храм Божий она часто ходила. Раза два в неделю, по вечерам. Могла и до ночи задержаться. Но ночевать всегда являлась.

— Она была верующей?

— Да.

— Какую церковь она посещала?

— Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Я там не была ни разу, это где-то далеко, в Заозерном районе.

— А в храм она ходила как обычная верующая, помолиться? Или это было нечто вроде работы?

— Точно не скажу, милый, — старушка вдруг осознала, что она не помнит имени человека, с которым ведет беседу. — Она не рассказывала. Белла не очень-то общительная была, даже со мной… Но называла она себя «служительницей». Кем может работать женщина в церкви?

— В церковном хоре петь, например, — предположил парень.

— А вот и нет. У нее ни слуха, ни голоса не было. Она ж у меня, еще когда в последнем классе училась, загорелась идеей поступать в духовную семинарию, на тот факультет, где петь учат. Не взяли ее. Сказали, певческих способностей нет. Очень сильно Белла тогда и расстроилась, и разозлилась. Помню, как она глазами сверкнула да и побежала в ближайший к нашему дому институт, документы подавать. Я аж удивилась, как легко у нее все получилось: один экзамен, второй, третий, и вот уж фамилия в списке зачисленных значится. Наверное, ей тогда злость и обида ума прибавили. В школе-то Белла знаниями не блистала.

— Не блистала, да, — задумчиво проронил приятный молодой человек, как будто соглашаясь с Верой Ивановной. — А почему в ближайший институт? Ей без разницы было, на кого учиться?

— Может, и так. Не помню я, чтобы у нее в школе любимые предметы были. Я пыталась завязать с ней разговор на эту тему, и не раз… Она мне только однажды ответила, что хочет научиться влиять на людей, убеждать их в своей правоте, а для этого больше всего подходит именно психологическое образование. Но, если уж всю правду говорить, не заметила я за эти годы, что она сильно учебой увлечена. Зачеты-экзамены сдавала, да и ладно.

— А где ее родители, Вера Ивановна? Они живы? — неожиданно переменил тему вежливый посетитель.

Старушка почувствовала, что краснеет. Хотя, собственно, чего бы ей краснеть? Никогда она не считала себя виноватой в том, что внучка выросла без папы с мамой.

— Зачем тебе это, милый?

— Начальник приказал узнать, — со смущенной улыбкой пояснил парень.— Уж вы не откажите рассказать, не могу я с пустыми руками явиться…

***

Сергей чувствовал легкое покалывание где-то в области поясницы. Совесть сигнализировала, что слишком уж некрасиво он ведет себя со старой женщиной, согнувшейся под грузом возраста, болезней и совсем недавнего горя. Лжет в глаза, ссылается на начальника. Да если б его начальник знал, что Волков по личной инициативе заявился к Квашниной, вместо того чтобы работать по квартирной краже, Сергею была бы обеспечена длинная и нудная воспитательная беседа на тему нарушения правил оперативной работы и расточительной траты рабочего времени.

Слушая печальный рассказ Веры Ивановны, он понять не мог, как могли в такой благополучной семье вырасти такие дети-дегенераты. Про сына своего старушка только обмолвилась, что в конце восьмидесятых он попал на зону по нехорошей статье, отсидел свой срок до конца и теперь проживает в соседнем субъекте Федерации. Не звонит, не пишет, денег не присылает. Короче, не радует маму. Она и не знает доподлинно, жив ее Виктор или нет.

Дочь у Веры Ивановны тоже оказалась не подарок. При рождении ее назвали, как ни странно, Викторией. В далекие семидесятые супругам Квашниным такое созвучие имен показалось остроумным. Тем более Виктор — это победитель, а Виктория — победа. Правда, тайный смысл имени не помог ни брату, ни сестре. Победителей из них не получилось.