– Откуда… – Феодора широко распахнула глаза. – Но как?
– И политик, и бамбальеро обязан быть внимательным, а меня учили и тому и другому и учили, поверь, хорошо. И продолжая наш разговор: поскольку Наамар не добрался до соперника, я предполагаю, что мы говорим о Радбуде. Точнее, я знаю, что мы говорим о Радбуде, поскольку ни один адекватный глава государства не отдал бы меня соседу, даже нейтральному… Для того чтобы поделиться таким козырем, должны быть очень веские причины.
– Мы знаем друг друга с детства, – рассказала Феодора, кутаясь в палантин. К вечеру на воде стало прохладно. – Мы трое знаем друг друга с детства: я, Радбуд и Наамар. Мы не росли вместе, но часто виделись – Траймонго не такой уж большой мир, и, поскольку наше детство пришлось на тихую эпоху, без войн, родители не имели ничего против нашей дружбы. Они и сами часто встречались на светских мероприятиях. – Женщина помолчала. – Обычно детская дружба не превращается ни во что серьёзное, но у нас получилось иначе. Мы продолжали общаться до тех пор, пока Наамар не захотел на мне жениться. И его не успокоило даже то, что я отказывала всем. Он был очень разозлён и обижен. Трижды разозлён и обижен.
– Да, ты его крепко задела, – со знанием дела произнёс Помпилио. – Но почему Радбуд к тебе не посватался?
– Это помешало бы его политической карьере. И лишило бы её меня.
– Политической карьере, – кивнул дер Даген Тур.
– Считаете, что женщина не имеет на неё права? – жёстко спросила Феодора.
– Мне безразлично, – второй раз за вечер сказал Помпилио. – Но мне любопытно, как ты собираешься растить ребёнка? Втайне? Без отца?
Феодора долго, почти минуту, пронзительно смотрела на адигена, а затем… А затем подумала, что лучше бы он её ударил.