Сага о диком норде

Старуха выслушала речь жреца, кивая на каждое слово. Потом хельта отмыли начисто. Под слоем краски оказался обычный мужик, ничем не отличавшийся от тех же бриттов. Хельта подвели к Жареному, который валялся в беспамятстве, снова опустили на колени. Полузубый вложил Жареному нож в руку, сам сжал его пальцы на рукояти и помог нанести удар в горло. Несмотря на брызнувшую кровь и посвисты воздуха из дырки, хельт помирать не собирался. Пришлось полоснуть еще два раза, прежде чем он свалился и истек кровью.

А вот остальным воинам из рода Красно-черных повезло больше. Смерти хельта хватило, и от Жареного полыхнуло жаром. Я не знал, как и что происходило у него внутри, зато прекрасно видел, как срезанная с лица кожа нарастает прямо на глазах и вместо уродливого бугристого ожога появился гладкий молочно-белый покров.

Бритт захрипел, заметался и открыл глаза. Взгляд у него был ошалелый. Он стащил с себя одеяло, разорвал тряпки, которыми был обмотан, и уставился на живот. На крепкий здоровый живот, поперек которого пролегла тонкая едва различимая полоса.

— Ну всё, не быть тебе Жареным, — расхохотался Полузубый и ударил его по плечу. — Отныне ты Снежок.

— Чего это? — прохрипел бывший Жареный. Он всё ещё до конца не понял, что случилось.

— Говорю, корочка жареная с тебя слезла, а на ее месте теперь белым-бело, точно снегом припорошило.

Снежок схватился за лицо, провел по месту шрама и не верил своим же рукам.

А я теперь точно знал, что есть способ избавиться от двух бриттских сук, устроившихся у меня на спине. Нужно лишь содрать оттуда кожу и быстренько получить руну. Конечно, я об этом и прежде догадывался, сам видел, как зарастают следы пытки на Тулле, но то были свежие раны. Станут ли заживать старые, если их немного побеспокоить, — вот в чем был вопрос.

Пока бритты возились с Жареным-Снежком, малахи отмыли морды остальных Красно-черных, и я понял, зачем они малевали лица. В краске малахи выглядели жутковато, можно было и за тварь принять в темноте, но стоило плеснуть воды, как они превратились в крестьян, усталых, недоедавших в детстве. И женщины будто бы состарились и пострашнели.

Сине-белая большуха никого не отправила приглядеть за ними, сказала, что они сами должны поведать обо всем своей большухе, но Альрик решил, что соглядатаи все же отправились, только тайные. И вот так, уже в ночь красно-черные двинулись в позорный путь, а мы — на боковую.

В эту ночь вернулись кошмары. Почему сейчас? Почему пропадали?

Снова и снова я видел одно и то же видение на разный лад. Как мы с Альриком возвращаемся к бриттам, на нас нападает драугр, хёвдинг его убивает, получает руну и меняется на глазах: с него оплывает кожа, и через тонкую пелену выступают его мышцы, бьется за ребрами сердце и подрагивают кишки. Как мы с Альриком плывем на Волчаре, с нами Рыбак, на Рыбака ловится здоровенная рыбина, бьется на корабле, мечется, хёвдинг отрубает ей голову и вырастает в великана, сильно похожего на сакравора. Как мы с Альриком… Десятки разных снов об Альрике Измененном.

А потом пришел Тулле. Также в темноте. Также невидим.

— Ты не пришел, — шипел он. — Опоздал… Ничего уже не изменить.

Я вытянул руку во тьму, чтобы дотронуться до него, но ничего не нащупал.

— Чего изменить? Куда не пришел? Скажи толком!

— Увидишь…

Я открыл глаза и увидел Плосконосого, который уже занес ногу для приветственного пинка.

— Не трудись, — бросил я и поднялся на ноги.

Что же творилось с Тулле? Что с ним делал фоморов, точнее, мамиров жрец? Я уже давно рвался его отыскать, еще до зимы, но всё время было не с руки. Теперь-то уж меня ничто не остановит! Вот найдем твариное сердце для Альрика, и тогда…

Когда же мы уйдем из малахских земель? Даже обрыдлая деревня бриттов, где со мной разговаривал один человек да еще половинка в виде Живодера, сейчас казалась домом родным. Ведь там ульверы!

Полузубый прямо сказал сине-белой большухе, что больше провожатые нам не надобны, хватит и Синелицых. Тем ссориться с соседями не захочется, особенно когда у них появился десятирунный воин. Старуха покивала и сказала, что сделает нам подарок, но не сейчас, а потом. Полузубый махнул рукой, мол, говори-говори, старая.

А я так до конца и не уразумел, что выдумали насчет нее наши хёвдинги, и Альрик не захотел объяснять. Только и понял, что старуха нарочно подсунула хельту разноцветные порошки и глины. И суд она устроила тоже нарочно, вроде как через него она станет над всеми родами разом. Но откуда ж большуха знала, что хельт нападет? А ведь Альрик сказал что-то такое… Сам он решил убить измененного? А ведь сначала малахи требовали право последнего удара для себя, хотели отдать буролицему хельту. Тогда зачем отправили его в первый бой? И когда малах чуть не отрубил твари голову, именно сине-белая закричала: «Сас!». Стой. А сколько можно было стоять?