Сага о Форсайтах

По выходе из кондитерской первым побуждением Сомса было дать волю своим нервам, сказав дочери: «Так, значит, ты уронила платок?!» – на что она бы ему, вероятно, ответила: «Беру пример с тебя!» Поэтому вторым его желанием было, как говорится, «не будить спящую собаку». Но дочь все равно пристанет к нему с расспросами. Искоса на нее поглядев, он увидел, что и она смотрит на него точно так же.

– Папа, почему ты не любишь этих родственников? – спросила Флер мягко.

Сомс вздернул уголок рта:

– С чего ты взяла?

– Cela se voit.

«Это само себя видит» – скажут тоже французы! После двадцати лет супружеской жизни с Аннет Сомс по-прежнему недолюбливал ее язык, казавшийся ему театральным и в то же время прочно связанный в его сознании с той изощренной иронией, на которую он без конца наталкивался дома.

– Почему?

– Ты наверняка знаешь их, а виду не показал. К тому же я заметила, что они на тебя поглядывали.

– Этого мальчишки я раньше никогда не видел, – ответил Сомс, не солгав.

– Зато, дорогой папа, ты видел тех дам.

Он еще раз внимательно посмотрел на дочь: что она пронюхала? Может, ее тетя Уинифрид не держит язык за зубами? Или Имоджин, или Вэл Дарти, или его жена? Дома от Флер тщательно скрывали все, отдаленно касающееся того старого скандала. И сестру Сомс не раз предупреждал, что девочка ни в коем случае не должна ничего заподозрить. Пускай думает, будто, кроме ее матери, у него никакой другой жены не было. Темные глаза, нередко почти пугавшие Сомса своим южным блеском и своей проницательностью, сейчас глядели совершенно невинно.

– Изволь, – сказал он. – Твой дедушка и его брат однажды повздорили. С тех пор наши семьи друг с другом не знаются.

– Как романтично!

«Что она имеет в виду?» – подумал Сомс. Это слово показалось ему в ее устах экстравагантным и даже опасным. Судя по тону, дочь хотела сказать: «Как славно!»

– И впредь никаких отношений между нами не будет, – прибавил он и тут же пожалел о том, что, возможно, только раззадорил дочь.

Она улыбалась. Подобные предостережения только еще пуще раздувают своенравие молодых людей, которые гордятся собственной независимостью и свободой от любых предубеждений, продиктованных приличиями. Однако, вспомнив выражение лица Ирэн, Сомс вздохнул с некоторым облегчением.

– А из-за чего они повздорили? – донесся до него голос Флер.

– Из-за дома. Для тебя это глубокая древность. Твой дедушка умер в день, когда ты родилась. Ему было девяносто.

– Девяносто? А есть ли еще Форсайты, кроме тех, которые упомянуты в красном генеалогическом справочнике?

– Не знаю. Все рассеялись. Старики поумирали. За исключением Тимоти.

Флер всплеснула руками.

– Тимоти? Ну разве это не забавно!

– Вовсе нет, – ответил Сомс. Ему показалось, что называть имя Тимоти «забавным» – оскорбление для их породы. Нынешнее поколение смеется надо всем, что солидно и устойчиво. «Потешь старичка – послушай его пророчества», – сказал Джордж. Да уж! Если бы Тимоти видел беспокойную Англию своих внучатых племянников и племянниц, он бы молчать не стал! Сомс невольно глянул на окна «Айсиума»: кузен так и сидел в эркере с розоватым газетным листом в руках.

– Папа, где находится Робин-Хилл?

Робин-Хилл! Место, вокруг которого разгорелась та трагедия! К чему Флер знать, где это?

– В Саррее, – пробормотал он, – недалеко от Ричмонда. А тебе зачем?

– Тот дом там?

– Какой?

– Тот, из-за которого поссорились дедушки.

– Да. Но тебе-то какое дело до всего этого? Завтра мы возвращаемся в Мейплдарем, подумай лучше о своих платьях.

– Господь с тобой! О них уже подумали. Семейная вражда! Как в Библии или у Марка Твена – потрясающе! А какова твоя роль в этой междоусобице, папа?

– Тебя это не касается.

– Разве? А как же я буду продолжать эту рознь?

– Кто тебе сказал, что ты должна ее продолжать?

– Ты, милый папа.

– Я? Я сказал, что к тебе это отношения не имеет.

– Ну вот и я так думаю. Прекрасно.

Перехитрила отца! Fine[53], как иногда говорила про нее Аннет. Оставалось одно средство – отвлекающий маневр.

– Здесь продают венецианские кружева, – заметил Сомс, останавливаясь перед магазином. – Они могут тебе понравиться.

Когда он заплатил за кружево и они продолжили путь, Флер сказала:

– По-моему, мать того молодого человека – красивейшая женщина для своего возраста. Не правда ли?

Сомс вздрогнул. Дочь проявляла поразительное упорство.

– Боюсь, я ее не рассмотрел.

– Папа, дорогой, я видела, как ты глядел на нее краем глаза.

– Все-то ты видишь! Даже много такого, чего нет!

– А кто ее муж? Раз ваши отцы были родными братьями, то вы с ним, наверное, двоюродные?

– Он умер, насколько мне известно, – ответил Сомс с внезапной горячностью. – Я двадцать лет его не видел.

– Кем он был?

– Художником.

– Как славно!

«Сделай одолжение: выбрось этих людей из головы!» – хотел было сказать Сомс, однако не дал этим словам слететь с губ. Не следовало показывать дочери свои чувства. Поэтому он ответил:

– Однажды этот человек меня оскорбил.

Флер остановила быстрый взгляд на отцовском лице.

– Понимаю! Ты не отомстил и до сих пор терзаешься. Бедный папа! Но я попробую тебе помочь!