Вымысел, конечно, все неправдоподобное в саге. С самого того времени, когда произошло событие, рассказ о нем мог быть и неправдоподобен, и противоречив, и укладываться в ту или иную литературную схему. Было сделано много попыток обнаружить такие схемы в «Саге о Греттире».
Так, детство Греттира (глава XIV) во многом похоже на детство героя волшебной сказки. То, что он был один из двух противоположных по характеру братьев, что отец его недолюбливал, а мать очень любила, его отставание в развитии, его строптивость и нежелание работать, его озорные выходки — все это черты, характерные для героя многих волшебных сказок. Однако в то время как в волшебных сказках эти мотивы обычно оторваны от какого-либо конкретного быта, в «Саге о Греттире» эта оторванность от конкретного быта совершенно чужда. Рассказ об отроческих озорствах Греттира — это вместе с тем очень реалистические картины быта исландского хуторянина (пастьба гусей, чесание шерсти, уход за лошадьми).
У рассказа о том, как Греттир добыл клад из кургана, в котором был похоронен Кар Старый (глава XVIII), есть ряд параллелей в древнеисландских сагах, особенно в так называемых «Сагах о древних временах», т. е. сагах, изобилующих авантюрно-сказочными мотивами. К рассказу в «Саге о Греттире» всего ближе рассказ о кургане Соти в «Саге о Хёрде». Во всех таких рассказах повторяются те же черты: долгое раскапывание кургана; спуск в него на веревке; страшное зловоние в нем; схватка с могильным жителем, охраняющим клад; бегство того, кому было поручено охранять веревку. Таким образом, рассказ о добывании клада из кургана — это, конечно, литературная схема, своего рода волшебная сказка. Однако в основе этой сказки, несомненно, лежат вполне реальные факты. В Скандинавии много курганов, в которых были когда-то зарыты сокровища, и, как правило, эти курганы были разграблены еще в древности. Так что добывание кладов из курганов в самом деле имело место в древности.
Очевидно также, что литературная схема, использованная в рассказе о Гламе (главы XXXII–XXXV), — это сказка-бывальщина о привидении, или, вернее, о живом мертвеце. Жанр этот широко представлен в «Сагах об исландцах», и он до сих пор чрезвычайно популярен в Исландии. Рассказ о Гламе — самый знаменитый представитель этого жанра. В «Саге о Греттире» прощупывается как основа и другой вид сказок-бывальщин, а именно сказки об утилегуманнах, жанр, специфически исландский (утилегуманны — это люди, которые якобы живут в необитаемой части Исландии). Жанр этот был широко распространен в Исландии уже в новое время. Но судя по «Саге о Греттире», он существовал и в древности. Реальная основа сказок об утилегуманнах — люди, которые, подобно Греттиру, будучи объявлены вне закона, были вынуждены скрываться от преследования врагов в необитаемых местностях.
Но всего больше ученые интересовались сходством «Саги о Греттире» с древнеанглийской «Поэмой о Беовульфе», особенно схваток Греттира с великаном и великаншей в Песчаных Холмах (главы LXIV–LXVI) и схваток Беовульфа с Гренделем и его матерью. По-видимому, однако, сходство это не означает никакой связи. Дело в том, что сказочные схемы, лежащие в основе этого сходства (освобождение человеческого жилья от повадившегося в него демонического существа и поход в жилье этого существа), распространены по всему свету, и, следовательно, ни одну из них нельзя возводить к какому-то одному источнику. Однако сравнение саги с поэмой не было совсем бесплодным. Оно подчеркнуло одну очень характерную особенность саги — то, что сказочные мотивы трактуются в ней чисто реалистически. Для «Саги о Гретгире», как и для всех «саг об исландцах», вообще характерно, что, хотя в ней часто проявляется вера в сверхъестественное, рассказ, в котором проявляется эта вера, как правило, не покидает почвы реальной действительности.
Литературные прообразы всего очевиднее в последней части саги — в рассказе о приключениях Торстейна Дромунда, брата Греттира, в Византии (главы LXXXVI–LXXXIX), причем это прообразы — письменные. Вся история знакомства Торстейна со знатной византиянкой Спес очень похожа на то, что рассказывается о короле Харальде Суровом в так называемой «Гнилой Коже», одной из саг о норвежских королях. Точная аналогия ложной клятвы Спес есть в романе о Тристане и Изольде. В силу своего авантюрно-романического характера вся эта часть саги не похожа на «сагу об исландцах». Поэтому многие считали ее «поздним добавлением» или «интерполяцией». Однако в «сагах об исландцах» рассказ обычно теряет историческую почву, как только он переходит на события в отдаленных странах, т. е. события, о которых в исландской устной традиции не сохранилось точных сведений. Возможность того, что вся эта часть — «позднее добавление» или «интерполяция», исключается также и тем, что месть Торстейна за Греттира предусматривается в самой саге (например, в главе XLI).