Если бы роковая встреча состоялась на пару месяцев позже, то Моране исполнилось бы шестнадцать лет. Знавшая лес как свои пять пальцев, девочка забрела в чащу дальше обычного и, заигравшись, не обратила внимания на солнце, клонившееся к горизонту. Когда она подняла голову, уже стемнело. Морана заволновалась: она плохо видела в сумерках и ни за что не выбралась бы из леса. Незнакомца, показавшегося откуда-то из кустов, она сначала приняла охотника или собирателя трав и обратилась к нему с просьбой показать ей дорогу домой. Но незнакомец не ответил.
Она не помнила ни боли, ни вкуса крови вампира. Зато очень хорошо помнила страх, который охватил ее сразу после пробуждения. Она понимала, что больше не человек, но даже не догадывалась, что произошло. Морана искала лицо существа, которое должно было утешить ее, ответить на все вопросы – лицо своего создателя. Но проснувшееся в ней чувство – уже не человеческое – подсказывало:
Морана убила нескольких смертных, прежде чем научилась слушать свое тело, чувствовать аппетит и ограничивать «трапезу» до нескольких глотков крови. Выбиралась на солнце, однажды серьезно обгорела, чуть не умерла, но это только сильнее разозлило ее. Когда она встретила первого Незнакомца, то уже разгуливала днем и сменила человеческую кровь на эмоции, более сытную пищу. С момента обращения Моране редко приходилось с кем-то заговаривать, и она еще ни разу не представлялась. А теперь подумала о том, что ей не пристало называть себя человеческим именем, и в ответ на вопрос «как тебя зовут» пожала плечами. Он-то и нарек ее Мораной – в честь ассирийской богини войны.
Тот самый Незнакомец, который подарил ей кинжал из храмового серебра… и исчез из ее жизни. Он был первым похожим на нее существом, к которому она испытала подобие теплых чувств, и мысль о том, чтобы провести рядом с ним несколько лет, нравилась ей. Но по прошествии времени Морана стала мудрее и поняла: если что-то и делает Незнакомца слабее, так это
Морана сидела на крыльце и ветрела в пальцах серебряную ложку. Время от времени она сжимала ее в кулаке, а потом раскрывала ладонь и смотрела на то, как заживают розовые ожоги. Обычное серебро не причиняло ей вреда, и боли она не чувствовала – с таким же успехом кто-нибудь мог ее пощекотать. Но сейчас Моране больше всего на свете хотелось сделать себе больно. Так больно, чтобы ощущения отвлекли от главного –
Конечно, Морана могла «воспользоваться» Дамианом, но решила, что это не вариант. Она сама пришла к нему домой и покровительствует ему. Он – не пища, а достойное уважения существо, которому требуется защита. Когда-нибудь она почувствует, что он готов – и тогда обратит его.