Сагарис. Путь к трону

Сагарис решила обратиться к старой колдунье от отчаяния. Она точно знала, что Фарна чужих тайн никому не выдаёт, но пещера Привидений, где жила бабка Пасу, вызывала страх. Бедное сердечко девушки трепетало, как у загнанной охотницами лани, когда она взбиралась по крутой тропе к её жилищу. Тропа шла над обрывами и была изрядно протоптана. Фарна явно не страдала отсутствием внимания со стороны воительниц.

— Пришла… — буркнула старуха, мельком глянув на Сагарис. — Давно пора…

Лик Фарны был ужасен. Седые всклоченные волосы ниспадали патлами на её изрядно поношенное рубище в многочисленных заплатах, на тёмном морщинистом лице выделялся огромный нос, похожий на орлиный клюв, заскорузлые руки с неестественно длинными пальцами всё время находились в движении, будто колдунья ощупывала нечто невидимое, стоявшее перед ней, а в чёрных бездонных глазах, удивительно живых для весьма преклонного возраста Фарны, горели хищные красные огоньки — словно у рассвирепевшей волчицы.

Слова колдуньи смутили девушку. Она ничего не ответила, лишь покаянно опустила голову и положила к ногам Фарны узелок с харчами — плату за предстоящее избавление от плода. Но и это ещё было не всё. Сунув руку в свою вместительную сумку, Сагарис достала оттуда превосходно выделанное барсучье одеяло. От Пасу она знала, что при всех своих знахарских способностях Фарна не могла вылечить себя от болей в суставах, которые мучили её в холодное время года. А что может быть лучше в таких случаях, нежели барсучьи шкуры, обладающие целительными свойствами?

При виде подношения глаза колдуньи жадно сверкнули; она схватила одеяло своими цепкими пальцами, долго мяла мех, даже дула на него, чтобы убедиться в отличном качестве подшёрстка, и наконец сказала:

— Что ж, угодила ты мне, угодила… Теперь я не только избавлю тебя от плода твоей преступной любви, но и погадаю. Я уже вижу, что твоя судьба ох как не проста, но что скажут боги?

С этими словами она подбросила в костёр поленьев (очаг колдуньи находился вне пещеры), затем сходила за котелком и снадобьями и долго варила напиток, который издавал противный запах. Остудив его, Фарна налила тёмную густую жидкость в каменную чашу с какими-то диковинными изображениями на боках и буркнула:

— Испей… До дна!

Сагарис послушно приложилась к краю чаши и едва не вскрикнула от неожиданной жгучей боли, которая вливалась в желудок вместе с напитком.

— Терпи! — резко приказала колдунья.

Девушка стерпела. Сжав волю в кулак, она выпила весь напиток без остатка — и едва не потеряла сознание. Колдовская жидкость побежала по жилам, как огонь, и опустилась до самого низа. Обильный пот заструился по всему телу, и спустя короткое время Сагарис стала мокрой, будто только что искупалась в горячем источнике, каких немало было в Громовых горах.

Фарна сидела молча и не без некоторой тревоги наблюдала за реакцией девушки. Её зелье было ядовитым и опасным для жизни, и она готова была в любой момент дать Сагарис противоядие, которое держала наготове в зелёном стеклянном пузырьке.

Но всё обошлось. Крепкий организм девушки выдержал мучительное испытание. Старуха облегчённо вздохнула и молвила:

— Всё у тебя будет хорошо… А теперь иди за мной. Ничего не бойся и ничему не удивляйся.

Ноги у девушки дрожали и подкашивались; однако она мужественно преодолела временную слабость и послушно поплелась вслед за Фарной в пещеру Привидений. Первым, что ей бросилось в глаза, был лёгкий голубоватый туман под потолком пещеры, который шевелился как живой. А затем она почуяла странный сладковатый запах. Он начал ощущаться только тогда, когда колдунья прошла вглубь своего обиталища и разожгла небольшой очаг. Водрузив на него медный котелок с какой-то жидкостью, она уселась на низенькую скамейку и начала вдыхать пар, который поднимался над котелком.

Какое-то время в пещере царило полное молчание.

Сагарис ощутила полную расслабленность во всём теле и невольно присела на большой камень неподалёку от очага. Скорее всего, это был жертвенник, но девушка об этом даже не задумалась. В её голове воцарилась совершенная пустота, в которой время от времени потрескивало, будто там началась гроза и засверкали первые молнии.

Но вот Фарна откинулась назад и заговорила каким-то неестественным голосом:

— Вижу… всё вижу! Степь… сражение… много мёртвых тел. Воронье! Кружит, опускается всё ниже и ниже…

Сагарис невольно подняла голову, будто хотела увидеть ворон прямо в пещере, и от неожиданности вздрогнула. Слова старухи начали превращаться в зрительные образы! Они выплывали из тумана, который забурлил, как море во время шторма, какое-то время жили своей жизнью, а затем исчезали, уступая место новым. Потрясённая девушка уже не вслушивалась в монотонную речь колдуньи, время от времени перемежающуюся резкими вскриками; она вглядывалась в живые картинки, пытаясь понять, что они изображают и какое имеют к ней отношение.