Сахар и золото

Я резко замолчала и прижала ладонь ко рту. Желудок взбунтовался. Я едва добежала до ванной, где меня вывернуло наизнанку. Ник нашел меня, когда я стояла на коленях возле унитаза, тяжело дышала и вытирала подбородок.

– Ты в порядке, детка? – медленно спросил он, стараясь выглядеть непринужденно.

Я кивнула, и Ник помог мне встать. Мои пальцы дрожали, но и его рука тоже. Я взглянула на него.

– Ник…

– Тебе стоит прилечь, – заявил он, подводя меня к дивану. – Отдохни.

– Я что-то не то съела – произнесла я срывающимся голосом. – Вечером… мы ели тапас. Может, моему желудку не понравились закуски?

Ник промолчал. Еще бы, он съел две тарелки и был в порядке.

«Просто не подошла еда», – уверяла я себя, поскольку другой вариант был слишком эфемерным, чтобы рассматривать его. Одно прикосновение… и все развеется, как дым.

Следующим утром, а также в течение оставшегося дня меня тошнило или казалось, что вот-вот вырвет. Меня вывернуло наизнанку в раковину, и я избавилась от легкого обеда, который приготовил для меня Ник.

– Ник… – умоляюще прошептала я, вцепившись в его руку и крепко сжав, – у меня задержка. Ненамного, но все же. А еще я остро реагирую на запахи, начинаю ненавидеть блюда, которые люблю и мне страшно. Господи, как же мне страшно…

Он крепко обнял меня и погладил по волосам.

– Не бойся, – прошептал Ник. – Давай узнаем наверняка, и если ты…

– Если это так, – произнесла я, слезами пачкая его футболку, – шансы сохранить ребенка почти равны нулю. Вообще чудо забеременеть…

Мой голос надломился и сорвался на слове «забеременеть». Я зарыдала, прижавшись к мужу. Ник обнял меня и поцеловал.

– Я знаю, детка. Знаю.

* * *

Я сделала дома тест на беременность, а затем мы отправились в клинику, где молодой врач по имени Мигель Хименес сделал анализ крови, подтвердивший, что я была на шестой неделе.

– Вероятность десять процентов, – прошептала я, держа руку Ника, когда сидела у заваленного бумагой стола. – Лишь десять процентов.

Мы рассказали доктору Хименесу о моем положении. Он воспринял информацию со всей серьезностью, но в глазах читалась надежда. После полного осмотра и ультразвука он надул щеки и покачал головой.

– Не хочу обнадеживать вас, но стоит быть реалистом. Учитывая количество спаек в матке, я не уверен, что плод удастся сохранить. Езжайте домой и отдохните. Постарайтесь поддерживать постельный режим. Просто на всякий случай.

Я посмотрела Нику в глаза.

– Десять процентов…

Доктор Хименес тепло улыбнулся, собираясь уйти.

– Давайте надеяться на лучшее.

Я поклялась не только в этом. Каждый час, каждую минуту я посылала безмолвную мольбу богу, или богам, или энергии Вселенной – всему, что могло бы меня услышать. Просила сохранить ребенка…

– Останься, – обратилась к нему.

Едва это слово слетело с моих губ, взгляд сам собой метнулся к Нику. Широко раскрыв глаза, я уставилась на него.

Он никак не прокомментировал, но взял меня за руку и не отпускал.

* * *

Тошнота по утрам так и не утихала. И пусть мне не нравилось каждое утро выблевывать завтрак, но я испытывала искреннюю благодарность. Это означало, что я все еще беременна. Отвращение к еде, приступы токсикоза – эти моменты я лелеяла. Целых три дня я пролежала в постели, но на четвертый откинула одеяло.

– Мне нужно прогуляться. Хочу на свежий воздух и немного физической нагрузки.

– Если ты в состоянии, – заметил Ник.

– Да. Мне до смерти страшно, но я чувствую себя такой… счастливой. Довольной. Это странно. Где-то в подсознании мелькает мысль, что беременность может прерваться, но большую часть времени я счастлива. Словно все будет хорошо.

В тот же день мы получили известие, что усыновление одобрили. Арасели стала нашей.

В ту ночь мы отпраздновали, хотя и во всем проявляли осторожность. Долго гуляли по пляжу, держась за руки, а следы на песке приближали нас к нашим детям.

Два ребенка вместо одного. Я с трудом могла в это поверить.

Готовя комнату для Арасели, Ник разгреб третью спальню, где хранились вещи. Я наблюдала за ним, не смея надеяться, что у нас появится двое детей, когда уже смирилась с тем, что у меня их не будет.

– Мы должны быть готовы.

Я кивнула, хотя и ощущала себя безрассудной, бросая вызов судьбе. Но на пятнадцатой неделе почувствовала, как ребенок пошевелился.

– Я почувствовала его, – сообщила я, накрыв рукой свой слегка округлившийся живот. – Ребенок толкнулся.

Ник сел рядом со мной на кровать и положил ладонь туда же, где лежала моя. Сначала ничего не происходило, но потом…

Глаза Ника расширились, на его лице расцвела недоверчивая улыбка.

Любовь и надежда.

Это все, что у нас было.

* * *

Наступила и закончилась шестнадцатая неделя. Затем двадцатая. Я уже чаще чувствовала пинки малыша. Приятно удивленный доктор Хименес, сделал сонограмму и сказал, что все нормально.

– Вам интересен пол ребенка? – спросил он с сомнением в голосе.

– Мальчик, – глядя на Ника, произнесла я. – Я ведь права?

Ник кивнул, но сосредоточенный на ультразвуке доктор подумал, что обратились к нему.

– Да, – подтвердил он, – действительно, мальчик.

* * *

Он остался.