Сахар и золото

– Она водила меня по психиатрам, но все они оказались некомпетентны. У меня редкий случай. Во всяком случае, так они говорили. Я провел три года в дерьмовой низкобюджетной психушке, где меня тыкали, кололи, накачивали дурью и использовали шоковую терапию…

– Электрошок? – в ужасе переспросила Фиона. – Сколько тебе было?

– Четырнадцать, когда это началось. Семнадцать, когда закончилось. Я попросту сбежал.

Фиона сидела, скрестив свои длинные ноги и наклонившись ко мне.

– Сбежал? Из больницы?

Витающие над ней мрачные воспоминания потянулись ко мне.

«Вот и связь. Она тоже сбежала…» – догадался я.

Я моргнул.

– Да. Я не мог удрать в прямом смысле, хотя, видит бог, и пытался. Нет, пришлось притвориться, что мне стало лучше. Справился с программой. Перестал конфликтовать с санитарами. Выплевывал лекарства. Говорил то, что от меня хотели слышать. Это заняло шесть месяцев, но план сработал. Меня выпустили.

– Так ты одурачил врачей?

– Я знал, о чем они говорят, – сухо произнес я и покачал головой. – Это была дешевая больница. Ниже стандарта. Моя мать не могла позволить себе врача, который бы оказал мне реальную помощь.

– Поэтому они тебя отпустили.

Я печально улыбнулся.

– Вылечился.

– Но это не так? – осведомилась Фиона.

– Нет, у меня… сильная агорафобия и клаустрофобия.

Беспокойство Фионы смягчилось, ее аура согревала меня.

– Агорафобия… это страх перед толпой? – Я кивнул. – Тебя из-за этого не выпускали из больницы?

– Нахождение в толпе народа вызывает приступы паники, и если они сильные, то у меня возникают зрительные и слуховые галлюцинации. – Я отвел взгляд от доверчивого лица Фионы. – Врачи сказали, что не встречали ничего подобного.

Прозвучало неплохо. Во всяком случае, правдоподобно. Синтез реальности и дерьмовых диагнозов, которые мне ставили врачи. Только вот правда рвалась наружу, желала быть высказанной вместе с историей об оскорблениях со стороны отца и апатии матери. Однако узнав, кто я такой, Фиона возненавидит меня. А я не вынесу ненависть еще одного человека, до которого мне есть дело, за то, что не в силах контролировать.

– Очевидно, тебе пришлось нелегко, – произнесла Фиона. – Сейчас лучше?

«Нет, я на грани…»

Я пожал плечами.

– Более-менее. Стараюсь избегать толпы. Большой город убивает меня.

– А как сюда вписывается покер? – поинтересовалась Фиона.

– Когда я перестал драться с санитарами, у меня появилось много времени. Один и парней, Анжело, проводил ночную игру. Я мало сплю и Анжело знал это. Он дал мне возможность посмотреть, а кто-то другой решил, что будет забавно пустить меня за стол. А потом оказалось, у меня дар читать людей.

– Их фразы, – кивнула Фиона.

– Анжело пошутил, что мне следует зарабатывать на жизнь игрой. А когда покинул больницу, это оказалось единственным, что я умею. Ну я и решил попробовать.

– А что с твоей мамой?

– Она довольно быстро деградировала, – ответил я, нащупывая в песке небольшой камешек. – Как ментально, так и физически. Сейчас находится в доме престарелых в Миссури.

– Ты навещаешь ее?

– Да, заглядываю каждый раз, когда проезжаю поблизости. Но она меня не помнит. Сижу с ней и пытаюсь поговорить, а она просто плачет и бормочет по-русски. – Я швырнул камень в кучу водорослей в двадцати футах от себя. – Мы не близки.

– Мне жаль, Николай. – Окружавшая ее дымка вспыхнула ярко-розовым, и эта сладкая доброта просочилась в меня. Фиона потянулась ко мне, чтобы накрыть ладонью мою ладонь. – Я тоже не близка с родственниками, – призналась она. – Меня вырастили тетя с дядей, но для них это было обузой.

– Что случилось с твоими родителями? – спросил я.

Мои руки чесались от желания снова коснуться ее ладони, но Фиона уже отстранилась, принявшись пальцем рисовать линии на песке.

– Мама умерла, когда я была младенцем, а когда мне исполнилось тринадцать, заболел отец. Рак легких. Он быстро сгорел.

– Мне жаль, – произнес я.

Она моргнула, прогоняя тягостные воспоминания.

– Я скучаю по нему. Папа был добрым и хорошим человеком, а тетя с дядей вели себя холодно и отчужденно. После достижения совершеннолетия… я на некоторое время перебиралась на север, – уклончиво проговорила она, и я увидел его силуэт. Так чертовски близко, что мог бы протянуть руку и коснуться его темной тени. Фиона вздрогнула. – Я прожила там три года, а потом подальше от холода переехала в Саванну, где не бывает снега. И очень скоро переду в Коста-Рику, где почти всегда тепло. – Она вымученно улыбнулась, отчаянно желая сменить тему. – А ты… получается, ты путешествуешь по стране, играя в покер с семнадцати лет?

– Разъездной торговый агент звучит лучше, – хмыкнул я.

Фиона подтянула колени к груди и, обхватив себя руками, уставилась на океан.

– Нет, в этом есть смысл. Я понимаю, почему одинокая жизнь в дороге тебе нравится больше.

– Да. Раньше нравилась.

– А сейчас?

– Больше не помогает, – признался я. – Перегорел. Поэтому и вернулся.

Фиона повернулась ко мне и облокотилась щекой о колено.

– Поясни.

– Я размышлял о том, чтобы где-нибудь осесть. Я собирал выигрыши, и на банковском счету у меня куча денег. Наверное, для этого они и нужны. Чтобы остепениться.