Сакура, свадьба, смерть

Капитан Глеб быстро пролистал всё до конца, но напрасно. Весёлый паренёк, естественно, ещё много раз попадал в кадр, пил другое шампанское с друзьями, смеялся, его приметная розовая рубашка часто мелькала и при съёмках на деревянном мостике, и в розарии, и в беседке, а вот такой непривычной бутылки, какая всего лишь однажды появилась в его руках, нигде уже не было видно.

«И этот жизнерадостный пупсик – убийца?!».

…С почти постоянной нежностью, часто криво и незаметно нехорошо улыбаясь, смотрел на уже совсем не свою Алию свидетель Игорь. По тем позам, в которых его в очередной раз заставало назойливое внимание фотографа, легко угадывалось нетерпеливое раздражение ситуацией.

Игорь, конечно же, славно вёл себя в компании жениха и невесты, высоко поднимал шампанское, радовался вместе со всеми; размахивая руками, призывал свадебную компанию веселиться и поздравлять Алию и рыжего, возможно даже это он, по долгу положения, кричал в такие моменты «Горько!», но при этом на многих эпизодических снимках жаркое тусклое солнце слишком часто блестело в стёклах его круглых очков, превращая их в сверкающие отверстия, а самого парня – в страшно хохочущего слепца.

…На фотографиях было ещё несколько неодобрительных взглядов в сторону жениха и невесты толстой нервной тётеньки в красном, было и грозное маразматическое внимание к свадебному веселью какого-то старика с седыми усами, кто-то нарочно тыкал пальцем в кадр, желая испортить настроение тщательно подготовившейся к фотографированию бледной родственнице, были казусы и случаи, но ничего похожего на подготовку или совершение преступления, капитан Глеб Никитин больше не заметил.

Свидетельница невесты, почему-то в чёрно-блестящем платье…, держит Алию под руку…, о чём-то они, смеясь, оживлённо говорят. Невеста – светлая лицом, свидетельница – с нарочито тёмным макияжем: мрачные тени на глазах, густо-красная помада….

«Имидж, не иначе. Как звать-то её, Триноль? Да, кажется так».

Растерянный взгляд свидетельницы после обморока невесты, а вот Триноль вытирает руки бумажной салфеткой…. Один из последних, случайных, снимков фотосессии Максика, сделанных, очевидно, уже в суете и в панике наступивших событий – безумные глаза свидетельницы, Триноль крепко зажимает себе ладонью рот, размазывая по щеке трагическую помаду….

«Ладно, всё, это всего лишь эмоции. Усталость. Пора переходить в иное состояние».

Капитан Глеб Никитин не любил, когда им пытались командовать или заставляли его что-либо делать, не приветствовал также и свои распоряжения собственному организму. Он просто думал о том, что же такого хорошего неплохо было бы сделать для себя в данную минуту.

Он даже не успел заметить, когда закончился за окном короткий дождик, как понемногу просохли ночные тротуары, и на город опять опустилась тяжёлая духота.

При этом капитан Глеб ничуть ни на что не отвлекался и не был взволнован.

Он просто спал.

Суббота. День второй

Имея сложную и богатую интересными событиями жизнь, капитан Глеб Никитин доверял только фактам. Собственные наблюдения, эмоции, версии и гипотезы он уважал и ценил, но верил – исключительно фактам.

Семь часов на циферблате – факт; именно в это время он проснулся – несомненный факт; на улице было прохладно – это тоже являлось фактом, даже приятным, поэтому Глеб и решил для начала попробовать передвигаться по утреннему городу пешком.

Главное в старте потенциально трудного дня – постараться не думать ни о чём важном. Можно смотреть по сторонам, наблюдать за вознёй воробьёв под придорожными кустами, вслушиваться в музыку дальних церковных колоколов, честно восхищаться аккуратными домашними цветами в доверчиво раскрытых окнах, молча осуждать дерзкие и неприличные рисунки на скверно оштукатуренных стенах ближних домов, но только не думать о беде, которая уже произошла. Или может ещё произойти.

Обычно Глебу это помогало.

Решение обязательно обнаружится.

Он чётко знал, как такое с ним происходит.

Иногда его взгляд рассеянно останавливался на заброшенном кем-то на провода уличного освещения стоптанном башмаке, или же он морщился, оборачиваясь на несвязный крик пьяного и грязного велосипедиста на перекрёстке, и тут же, вне связи с происходящим вокруг, приходила, проскакивала, вонзалась куда-то в голову острая нужная мысль.

Нужно было просто ждать.

Смотреть по сторонам.

Улыбаться по-утреннему добрым и симпатичным людям.

Дышать прохладой про запас.

Навстречу Глебу шла женщина. Не старая, но и не молодая, в коротком платье, с некрасивыми руками и прекрасным выражением умных лучистых глаз.

В цветном полиэтиленовом пакете женщина несла чёрного кудрявого щенка. Щенок был мал, весел, стоял в пакете по пояс, передние лапы он положил на край, а мордочку высунул на волю.

Заметив шагающего капитана Глеба, щенок так приветливо гавкнул в его сторону, что Глеб пожалел, что не может на общем языке ответить учтивому собачьему ребёнку.

Любое его размышление складывалось из посторонних деталей.

И он ждал. Шёл по улицам и ждал.