Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу

Музыка гремела, и разноцветные огоньки плясали на лицах, искажая их черты. Пары топтали друг другу ноги, сталкивались, задевали руками проходивших мимо людей, бесновались в испарениях пота и показывали себя во всей красе. Утомлённая чемпионатом и безнадёжной страстью, Бану сидела на подлокотнике кресла и наблюдала за Веретеном, которое опять выматывало всю душу, танцуя со всеми, кроме неё. Он даже с Лейлой умудрился потанцевать! С трудом сдерживая слёзы, Бану сказала подруге:

– Так, значит, он считает, что я недостаточно сильная для него партнёрша, а ты достаточно, да?

– Ну спасибо, – возмутилась Лейла и мстительно прибавила: – Он ещё при мне одну девушку поцеловал.

– Как?! Куда?!

– В щёчку, куда. Чокнутая э ты! Она уходила, и он с ней попрощался.

Выражение лица Бану заставило Лейлу пожалеть о том, что она рассказала ей про безобидный поцелуй.

– Такой сифят[22]

не делай да! Он с тобой и так носится всё время, подумаешь, на одной вечеринке не потанцевал.

– Да он вообще сквозь меня смотрит, – упивалась своими страданиями Бану.

– Этот Джафар меня взбесил. – Лейла решила её отвлечь. – На меня наскочил с размаху, чуть с ног не сбил, ещё сам же возмущается, типа, я слишком близко к нему встала. Ага, конечно, только и делаю, что липну к нему. Глаз у меня улетает от него! Придурок!

– Глаз что делает? – потрясённо переспросила Бану, мгновенно осушив слёзы.

– Ну выражение такое, гёз учур.

– А-а-а… Ну так мои глаза сейчас полетят. Оба.

Танцующие пары разошлись по периметру зала, и на середину вышел гвоздь сегодняшней программы-ансамбль народных танцев. То были семь немолодых женщин, изображавших молодых девушек. Их брови были сбриты и нарисованы заново на угрожающей высоте, а веки накрашены кричащими перламутровыми тенями синего цвета. Они начали медленно двигаться под громкую и ритмичную музыку, навевая на зрителей неодолимую сонливость.

– Они как будто трупы, которые сильно накрасили, чтобы скрыть следы разложения, – заметила Лейла. А танец всё продолжался, немолодые женщины ходили и ходили гуськом, размахивая руками и пытаясь своей ещё большей невыразительностью оттенить весьма невыразительную солистку. Все в зале с облегчением вздохнули, когда представление закончилось и диджей дал бачату.

Веретено танцевало бачату с Эсмеральдой. Она выглядела очень счастливой, когда Веретено крутило её, как хотело, прижимая к своей широкой груди это тщедушное тельце. Лица некоторых стоявших вокруг без пары женщин вытянулись ещё больше, так что Бану безошибочно смогла определить влюблённых в Веретено. Ей казалось, что она поняла, по какому признаку можно вычислить всех так называемых «женщин Веретена»: их поголовно отличало неимоверно унылое выражение лица, и во главе парада шла, конечно же, его несчастная жена. Опасаясь подцепить эту заразу, которую Бану считала чем-то сродни венерическому заболеванию, она время от времени заглядывала в зеркало и спрашивала себя: «А не унылая ли у меня физиономия?» Вот и теперь она собралась с духом и попыталась стать весёлой. Она даже кокетничала со всеми, кто приглашал её потанцевать, и ненавидела себя за это: ей казалось, что она ведёт себя как распоследняя шлюха, уподобляясь Веретену.

Когда поставили клубную музыку, Бану растолкала людей вокруг себя и отправилась танцевать в свой собственный мир, где были только она да Веретено, каждым нервным окончанием ловившее её движения. Она сама не заметила, как оказалась в круге, и от неё чего-то ждали, словно она была жертвенной девушкой, которая должна затанцевать себя до смерти, чтобы умилостивить силы Природы и призвать весну на смену зиме. Бану закружилась на месте, как дервиш, и остановиться уже не могла. Всё вокруг превратилось в смазанное орущее пятно света, и только он один стоял неподвижно перед глазами, куда бы ни перемещался взгляд – Веретено словно выгравировали на сетчатке её глаз. Вокруг его фигуры закручивались тугими спиралями золотистые струи дыма, и его губы были как змеи, брови – как зубья капкана, а туловище – как барханы в пустыне. Он подошёл к Бану, грозный, подобно ангелу смерти, схватил её за руку и громовым голосом заговорил:

– А чьи это топкие ручки? У тебя всегда такие красивые новые платьица, у тебя что, магазин платий?