Салтыков. Семи царей слуга

— Экие прыткие, — говорил он маршалу Кейту. — Если у них дальше так пойдет, они у меня и Померанию оттяпают.

Разведка у Фридриха была, пожалуй, лучшая в Европе, и даже некоторые немцы, служившие в России, не считали зазорным доставлять королю массу ценных сведений. Что говорить о немцах, когда сам наследник русского, престола искал всякую возможность сделать приятное своему кумиру.

Так что очень скоро Фридрих получил и подробный отчет о военном совете, проведенном Фермором, и его решениях. И стал принимать меры.

Он тут же отправил приказ командиру корпуса Дону, осаждавшему шведов в Штральзунде: «Оставьте Штральзунд и, соединившись с Левальдом, скорым маршем следуйте к Шведту. Оттуда отправьте отряд Каница через Кюстрин к Ландсбергу. Русские нацеливаются на Шведт и Кюстрин. За Кюстрин сниму головы, стойте насмерть».

— Послушайте, Джемс, — обратился Фридрих к маршалу Кейту, — что собой представляют русские солдаты? Вы же служили в России и знаете их.

— Да, знаю, ваше величество. Русские солдаты очень стойкие и храбрые воины. Одно худо, с офицерами им не везет.

— Зато нам хорошо от этого.

— Посудите сами, ваше величество, Апраксин в прошлом году разбил Левальда, что он должен был делать после этого?

— Гнать и добивать.

— Вот именно. А он отправился в другую сторону устраиваться на зимние квартиры, хотя, я уверен, даже солдаты рвались догонять Левальда. Сам того не желая, Апраксин сыграл нам на руку. В Петербурге разобрались и быстро отстранили его от командования.

— А что этот генерал-аншеф Фермор из себя представляет?

— Как говорят русские: хрен редьки не слаще. Не думаю, что он лучше Апраксина.

— Нам-то это и дай бог.

— Но при его армии есть тоже генерал-аншеф Салтыков, я хорошо его знаю, даже был с ним дружен когда-то. И ожидал, что назначат его. Не назначили. Тем хуже для них.

— Вы считаете, что Салтыков сильнее Фермера?

— Вне всякого сомнения, ваше величество.

— Отчего ж тогда его не назначили?

— Он слишком прост, не умеет разметать хвостом пыль у трона, лебезить перед высшими. А это не всем нравится, а точнее, при дворе всем не нравится. А Фермор франт, изящен, угодлив, устраивает всех.

— Ну что ж, дай бог, чтоб подольше командовал этот угодник и франт.

— Это отчасти зависит и от вас, ваше величество.

— Как? Почему?

— Ну как? Если вы его разобьете, а я, например, в этом не сомневаюсь, ему тут же начнут искать замену. И уж наверняка назначат Салтыкова. Вы, Кейт, говорили, что были дружны с ним?

— Да. А что?

— Подумайте, как его можно опорочить перед Петербургским двором.

— Но чем? Как?

— Скажем, связью с противником.

— С каким противником?

— Я считал вас умнее, Джемс. С вами, разумеется.

— Вы мне предлагаете, чтобы я…

— Я вам не предлагаю, маршал, я вам приказываю, — заметил сухо король. — Салтыков не должен сменить Фермера. Не должен. — И вдруг, прищурившись, срифмовал: — Детали обдумайте сами, поскольку вы дядя с усами. — И засмеялся.

Но. Кейту было совсем не до смеха — король толкал его на подлость.

Начался весенний разлив рек, и движение русской армии приостановилось. Одни фуражиры рыскали по окрестностям в поисках фуража для коней. И хотя главнокомандующий строго наказал фураж у населения покупать, бывало по-всякому.

Прижимистые немцы иной раз и за деньги не хотели отдавать сено или овес: «Самим надо». Но с такими разговор был короткий:

— Эршиссен![58] — командовал старшой.

Кто-нибудь брал несговорчивого на мушку, а остальные выметали у него все подчистую.

Напуганный хозяин, ожидающий вот-вот выстрела в лоб, уже не вмешивался. Закончив изъятие, такому говорили:

— Вдругорядь не жадничай.

И отъезжали, подарив ему жизнь, а для смеху несколько копеек: расплатились, мол.

Едва стали обсыхать дороги, армия двинулась в Померанию двумя колоннами. Первая шла на Старгард по направлению к Штеттину, вторая на Тюхель.

И прусский генерал Каниц не смог выполнить приказа короля, он опоздал к Ландсбергу, первым туда пришли русские полки под командой Штофельна и заняли город. Каниц не рискнул атаковать их, а отступил к главной армии Дона, который спешил к Франкфурту.

Основные силы русской армии заняли Познань на реке Варте.

Поздним вечером генерал Салтыков сидел в своем шатре у походного столика и при свете единственной свечи писал письмо. В затемненном углу шатра на походной кровати спал его сын Иван, состоявший ныне при отце адъютантом.

Петр Семенович, увлекшись писаниной, даже не услышал шороха парусинового полога, откинутого чьей-то рукой. Он лишь тогда почувствовал присутствие постороннего, когда тот остановился у столика.

Салтыков поднял на вошедшего глаза и обмер. Перед ним стоял Кейт.

— Мать честная, — заулыбался Салтыков. — Неужто это вы, ваше превосходительство?

— Я, — улыбнулся Кейт. — Я собственной персоной, Петр Семенович.

— Но как вы? В нашем лагере?

— Вы запамятовали, Петр Семенович, что я еще и русский генерал. Неужто вы мне не позволите?

— Что вы, что вы, ваше превосходительство, как я могу вам не позволить?

— Ну, наперво позвольте мне сесть, Петр Семенович.

— Да, да, вот сюда, пожалуйста.

Кейт сел на второй плетеный стул, приткнутый у столика.