Сальватор

— Как вы сказали? — спросил Жибасье.

Он был еще несколько оглушен после столкновения с плотником, и ему послышалось «от вашей чести».

— Счастья! — подчеркнул Сальватор.

— Очень хорошо, — сказал Жибасье. — Ну что ж, все это вполне возможно, я был бы рад случаю уехать на несколько дней из Франции.

— Видите, как все совпало!

— В Париже у меня ухудшается здоровье.

— Да, у вас в самом деле припухли глаза, на шее синяки; видимо, кровь приливает к голове.

— До такой степени, дорогой господин Сальватор, что этой ночью, — отвечал Жибасье, — я, стоящий сейчас перед вами, едва не умер от апоплексического удара.

— К счастью, вам, очевидно, вовремя пустили кровь? — с наивным видом спросил Сальватор.

— Да, — отозвался мошенник. — Кровь мне пустили, и довольно старательно.

— Вы, стало быть, как нельзя лучше чувствуете себя перед путешествием: в теле появилась легкость…

— Да, удивительная легкость!

— Значит, мы можем приступить к обсуждению этого вопроса?

— Приступайте, сударь мой, приступайте! О чем идет речь?

— Да дело-то чрезвычайно простое — нужно передать письмо. Вот и все.

— Хм-хм! — проворчал сквозь зубы Жибасье; у него в уме снова зашевелились тысячи подозрений. — Посылать человека в Германию только затем, чтобы передать письмо, когда почтовая служба великолепно организована. Дьявольщина!

— Как вы сказали? — переспросил не спускавший с него глаз Сальватор.

— Я сказал, что если это чертово письмо, которое вам нужно переслать, такое же, как все остальные, — покачал головой Жибасье, — то почему бы вам не отправить его почтой? Я полагаю, это обошлось бы вам дешевле.

— Вы правы, — подтвердил Сальватор. — Это очень важное письмо.

— Связано с политикой, вероятно?

— Исключительно с политикой.

— Очень деликатная миссия?

— Чрезвычайно деликатная.

— И, стало быть, опасная?

— Опасная, если бы не были приняты все меры предосторожности.

— Что вы подразумеваете под предосторожностями?

— Это письмо будет представлять собой чистый лист бумаги.

— А адрес?

— Вам передадут его устно.

— Значит, письмо написано симпатическими чернилами?

— Изобретенными человеком, который пишет это письмо, и его изобретение бросает вызов даже господину Тенару и господину Орфила.

— В полиции умеют разгадывать химические секреты получше господина Тенара и господина Орфила.

— Эти чернила бросают вызов самой полиции, и я очень рад сообщить вам это, дорогой господин Жибасье, чтобы у вас не возникло желания продать письмо господину Жакалю за двойную цену.

— Сударь! — вскочил Жибасье. — Неужели вы считаете меня способным?..

— Человек слаб, — заметил Сальватор.

— Вы правы, — вздохнул каторжник.

— Как видите, — продолжал Сальватор, — вы совершенно ничем не рискуете.

— Вы говорите это затем, чтобы я согласился исполнить поручение за бесценок?

— Вы не угадали: поручение будет оплачено с учетом его важности.

— А кто назначит цену?

— Вы сами.

— Прежде всего я должен знать, куда именно я еду.

— В Гейдельберг.

— Отлично. Когда я должен отправляться?

— Как можно раньше.

— Завтра — не слишком рано?

— Лучше сегодня вечером.

— Сегодня я слишком устал, у меня была тяжелая ночь.

— Беспокойная?

— Очень.

— Хорошо, пусть будет завтра утром. Теперь, дорогой господин Жибасье, скажите, сколько вы хотите за свою работу?

— За поездку в Гейдельберг?

— Да.

— Я должен пробыть там какое-то время?

— Нет, получите ответ на письмо и — назад.

— Ну что ж… Тысяча франков не слишком много?

— Я поставлю вопрос иначе: достаточно ли этой суммы?

— Я бережлив. Экономя в пути, я доберусь до места.

— Итак, договорились: тысяча франков за доставку письма. А чтобы вы привезли ответ?

— Та же сумма.

— Значит, всего две тысячи: одна — за поездку туда, одна — обратно.

— Одна — за поездку туда, одна — обратно, совершенно верно.

— Мы обсудили дорожные расходы; осталось решить вопрос о плате за доверие, то есть за само поручение.

— Разве плата за поручение не включена в эти две тысячи франков?

— Вы отправляетесь в путешествие в интересах чрезвычайно богатого дома, дорогой господин Жибасье; тысячей больше, тысячей меньше…

— Не будет ли слишком большой смелостью с моей стороны попросить две тысячи франков?

— Ваши запросы более чем разумны.

— Итак, две тысячи на дорожные расходы, две тысячи за выполненное поручение… Всего — четыре тысячи франков.

Произнося эти слова, Жибасье вздохнул.

— Вы находите, что это слишком мало? — спросил Сальватор.

— Нет, я думаю…

— О чем?

— Ни о чем.

Жибасье лгал. Он думал о том, с каким трудом ему предстоит заработать четыре тысячи франков; а ведь всего несколько часов назад он с такой легкостью, не утруждая себя, получил пятьсот тысяч!

— Однако, — заметил Сальватор, — как говорится, лишь неудовлетворенное сердце вздыхает.

— Алчность человеческая неутолима, — проговорил Жибасье, отвечая изречением на пословицу.

— Наш великий знаток нравов Лафонтен написал на эту тему басню, — сказал Сальватор. — Впрочем, вернемся к нашим баранам.

Он пошарил в кармане.

— Письмо у вас при себе? — спросил Жибасье.

— Нет, оно должно быть написано только после того, как вы согласитесь исполнить это поручение.

— Я согласен.

— Хорошенько подумайте, прежде чем соглашаться.

— Я подумал.