— Вы едете?
— Завтра на рассвете.
Сальватор вынул из кармана бумажник и раскрыл его так, чтобы Жибасье увидел пачку банковских билетов.
— Ах! — вырвалось у Жибасье, словно при виде денег в сердце ему вошел острый нож.
Сальватор как будто ничего не заметил. Он отделил два билета от остальных и обратился к Жибасье:
— Без задатка нет и сделки. Вот вам на дорожные расходы, а когда вернетесь и привезете ответ, получите еще две тысячи.
Жибасье медлил, и Сальватор уронил билеты на стол.
Каторжник взял их в руки, внимательно осмотрел, ощупал большим и указательным пальцами, проверил на свет.
— Настоящие, — удостоверил Жибасье.
— А вы полагали, что я могу дать вам фальшивые?
— Нет, однако вас самого могли обмануть; с некоторых пор фальшивомонетчики достигли больших высот.
— Кому вы об этом рассказываете! — хмыкнул Сальватор.
— Когда я снова вас увижу?
— Сегодня вечером. В котором часу вы будете дома?
— Я не собираюсь никуда выходить.
— Ах, ну да, вы устали…
— Вот именно.
— Хорошо, в девять вечера, если угодно.
— В девять, идет.
Сальватор шагнул к двери.
Он уже взялся за ключ, как вдруг воскликнул:
— Подумать только, ведь мне пришлось бы возвращаться с другого конца Парижа!
— Зачем?
— Я забыл одну малость.
— Какую же?
— Попросить у вас расписку. Вы же понимаете, что эти деньги не мои: у бедного комиссионера не может быть в бумажнике десяти тысяч франков, он не платит своим курьерам по четыре тысячи!
— Меня бы тоже это удивило.
— Я даже не понимаю, почему это не вызвало у вас подозрения.
— Подозрение уже начинало шевелиться у меня в душе.
— Тогда напишите мне расписочку на две тысячи франков, и делу конец.
— Совершенно справедливо! — подтвердил Жибасье, подвигая к себе письменный прибор и лист бумаги.
Он обернулся к Сальватору:
— Простую расписку, да?
— О Господи, да самую обыкновенную!
— Без целеуказания?
— Укажите только сумму. Мы же знаем, за что вы получили эти деньги, ну и довольно.
Жибасье то ли машинально, то ли потому, что знал, как легко могут улететь билеты, и опасался, что и этих может неожиданно лишиться, прижал их к столу левым локтем и стал выводить расписку изящнейшим почерком.
Затем он протянул ее Сальватору, тот внимательно ее прочел, с довольным видом сложил и неторопливо убрал в карман.
Жибасье наблюдал за ним с некоторым беспокойством.
Ему не понравилась усмешка Сальватора.
Но невозможно описать, что он почувствовал, когда Сальватор скрестил руки на груди, посмотрел Жибасье прямо в лицо и, не скрывая насмешки, произнес:
— Надобно заметить, господин мошенник, что вы не только на редкость неосторожны, но и крайне глупы. Как?! Вы поверили в мою сказку? Вы, как ребенок, попались в ловушку? Невероятно! Неужели ночное происшествие ничему вас не научило и вы думали, что никто не станет вас искать? Вы не сообразили, что довольно одного подозрения, и получить образец вашего почерка совсем не трудно. Неужели на службе у господина Жакаля вы проявляете такую же глупость и также нагло крадете деньги, которые он вам выделяет! Садитесь-ка, господин граф Эрколано, и слушайте меня внимательно.
Жибасье слушал начало этой речи со все возраставшим удивлением. Сообразив, какую глупость он допустил, дав Сальватору собственноручную расписку, он решил забрать ее назад и попытался наброситься на него. Но Сальватор, безусловно, предвидел все и предупредил нападение: он выхватил из кармана заряженный пистолет, приставил его к груди каторжника и повторил:
— Садитесь, господин граф Эрколано и слушайте, что я вам скажу.
Жан Бык отнял у Жибасье во время ночной схватки все оружие. Впрочем, мошенник привык действовать скорее хитростью, чем силой, и решил, что ему ничего не остается, как подчиниться приказанию Сальватора. Он рухнул на стул, зеленый от злости и мокрый от пота.
Жибасье понимал, что у него, как у маршала де Вильруа, тоже наступила такая пора жизни, когда удача нас покидает и нам остается ждать лишь поражений.
Сальватор обошел стол, сел напротив Жибасье и, поигрывая пистолетом, повел речь в таких выражениях:
— Вас приговорили к каторге за кражи и подлоги, в которых вас изобличили, и вы чудом избежали казни за убийство, потому что ваша вина не была доказана. Убийство было совершено в притоне на улице Фруаманто: погиб провинциал по имени Клод Венсан. Вашими сообщницами были карлица Бебе и мадемуазель Фифина. Я могу доказать, что именно вы нанесли первый удар каминными щипцами, оглушив несчастного, а довершили дело две мерзавки, одна из которых уже находится в руках правосудия за другое преступление, а другая принесла вам сегодня утром пятьсот тысяч франков, которые вы украли у графини Рапт, а я приказал отнять их у вас. Я могу хоть завтра передать вас и мадемуазель Фифину в такие руки, что господин Жакаль, как бы ни был он могуществен, поостережется вас выручать… Верите ли вы, что я имею такую власть и что вы подвергаетесь некоторому риску, если не пожелаете мне подчиниться?
— Верю, — печально прошептал Жибасье.