Сальватор

– Самым простым. Вы поедете с господином Жераром в Сен-Клу, сделаете вид, что тоже озабочены отсутствием там господина Жакаля. Затем, по прошествии получаса, рассмеетесь господину Жерару в лицо и скажете: «Ну, дорогой мсье Жерар, как вам понравилась шутка, которую я с вами сыграл? Ха-ха-ха! – Какая еще шутка? – спросит он. – Очень простая, – ответите вы ему. – Я прослышал про то, что вы устраиваете сельский праздник на вашей вилле в Ванвре. Вы не соизволили пригласить на него меня, вашего друга. Я решил, что эта забывчивость должна быть наказана, и вот я отомстил вам этим розыгрышем. Господину Жакалю до вас нет никакого дела. Он просто просил меня передать вам его поздравления». После чего вам останется откланяться и дать ему возможность вернуться к гостям. Таким образом вы не рискуете навлечь на себя ничей гнев, кроме гнева самого господина Жерара, до которого, я полагаю, вам нет никакого дела.

Жибасье посмотрел на Сальватора с восторгом.

– Вы, мсье Сальватор, – произнес он, – действительно великий человек. Если это не будет расценено вами как нахальство, я почту за честь пожать вашу руку.

– Да, – произнес Сальватор, – вам хочется испытать силу моей руки? Видя, что она белая и маленькая, вы надеетесь, что сможете ее сломать в вашей лапе? И снова ошибаетесь, дорогой мсье Жибасье. Сейчас увидите, позвольте только надеть перчатку.

Сальватор поставил пистолет на предохранитель, сунул его в карман, натянул на правую руку перчатку темного цвета, которые утром носят все щеголи, и протянул Жибасье ладонь, хрупкости которой позавидовали бы многие женщины.

Полный уверенности в собственной силе, Жибасье схватил протянутую ему ладонь и начал жать ее своими узловатыми пальцами.

Но едва началось это рукопожатие, как на лице Жибасье вначале появилось удивление, потом все возрастающее выражение боли, сменившееся самым отчаянным страхом.

– Ах, черт возьми! Тысяча молний! Да вы мне руку сломаете! – закричал он. – Пощадите! Пощадите! Пощадите!

И рухнул на колени перед Сальватором. Перчатка молодого человека треснула под приложенным им усилием, хотя лицо продолжало хранить улыбку.

Сальватор отпустил ладонь, которая была зажата в его руке, в тот момент, когда из-под ногтей Жибасье начала уже выступать кровь.

– Итак, – произнес он, – пусть это вам будет уроком, мсье Жибасье: никогда не подвергайте себя риску и неизведанной опасности. Я просто показал вам, что если бы мне и пришлось в поединке с вами воспользоваться оружием, то сделал бы я это только в случае самой крайней необходимости. Вы пожелали, чтобы я оказал вам честь, пожав вашу руку. Постарайтесь теперь надолго запомнить об оказанной мною чести.

– О, черт побери! Я запомню это, обещаю вам, – сказал каторжник, левой рукой расправляя пальцы и кости правой ладони. – Спасибо за урок, мсье Сальватор. Он послужит мне на пользу, и вам не придется раскаиваться. Человек, предупрежденный таким образом, стоит не меньше двух.

– Давайте покороче, – сказал Сальватор.

– Каковы будут ваши последние инструкции?

– Итак, в половине седьмого вы приедете к господину Жерару. Распрощаетесь вы с ним не раньше восьми. А завтра утром придете ко мне домой на улицу Макон, дом номер 4, за остальными пятью тысячами. Таким образом господин Петрюс, ваш так называемый крестник, возвратит вам те деньги, которые он взял у вас в долг.

– Все ясно.

– А пока помните, что при малейшей шутке с вашей стороны вы погибнете. От моей руки или же от руки правосудия.

– Обещаю вам, что ничего подобного не случится, – ответил каторжник, низко и преданно кланяясь Сальватору, который быстро сбежал вниз по лестнице и отправился на поиски Жана Торо, рыскавшего в поисках мадемуазель Фифины по эспланаде Обсерватории.

Глава CI

Ужин на лужайке

Посреди огромной лужайки, напоминавшей ковер, разостланный у подножья замка, куда вели великолепные каменные ступени, составлявшие крыльцо, господин Жерар велел установить стол, за которым сидели одиннадцать человек, которых достойный владелец замка имел честь пригласить якобы на ужин, а на самом деле для того, чтобы поговорить о предстоявших выборах.

Господин Жерар ограничил число гостей числом одиннадцать. Одиннадцать приглашенных плюс хозяин дома – это было ровно двенадцать сотрапезников. Господин Жерар умер бы от страха или, по меньшей мере, был бы сильно удручен, если бы за столом оказалось тринадцать человек: этот достойнейший человек был чрезвычайно суеверен.

Одиннадцать его гостей были самыми почетными гражданами Ванвра.