Сальватор

– Поверьте, что это стало мне известно не из исповеди, – поспешил заверить прелат.

– Понимаю, – сказал граф Рапт. – У меня в этом нет никаких сомнений, монсеньор. Что ж, – добавил он, глядя в лицо епископу. – Так оно и есть. Грех это ужасный, как вы говорите, но я смело в этом признаюсь. Да, я женился на собственной дочери. Но это духовный брак, монсеньор, если можно так выразиться, а не плотский, как вы, очевидно, полагаете. Да, я пошел на это преступление. Оно кажется ужасным с точки зрения общества и Кодекса. Но вы ведь знаете, что Кодекс не может остановить только две категории людей: тех, кто под ним, то есть низких преступников, и тех, кто над ним, то есть таких людей, как мы с вами, монсеньор.

– Господин граф! – живо воскликнул епископ, оглядываясь, словно опасаясь, что кто-то услышит эти слова.

– Так вот, монсеньор, – снова заговорил граф Рапт после непродолжительного колебания, – к этой известной вам тайне я добавлю еще одну, узнать о которой, уверен, будет вам столь же приятно.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил епископ, навострив уши.

– Помните ли вы о разговоре, который состоялся у нас с вами однажды вечером за несколько часов до моего отъезда в Россию, когда мы прогуливались под сенью деревьев парка Сен-Клу? Было примерно половина восьмого.

– Да, я помню об этой прогулке, – покраснев, сказал епископ. – Но о чем мы тогда говорили, я как-то забыл.

– В таком случае я вам сейчас напомню. Или вкратце расскажу вам его содержание. Вы попросили меня помочь вам стать архиепископом. Я запомнил эти ваши слова и принял соответствующие меры. На другой день после моего возвращения из Санкт-Петербурга я написал нашему святому отцу и, напомнив ему о том, что в ваших жилах течет кровь Мазарини, а в голове у вас сохранилась его изобретательность, я попросил его ответить мне как можно скорее. Теперь со дня на день я жду ответа.

– Поверьте, господин граф, меня смущает ваша доброта, – пробормотал епископ. – Не помню, правда, что я высказал столь честолюбивую просьбу. Очень сожалею о том, что разделяющий нас грех не позволяет мне поблагодарить вас должным образом. Поскольку такой грешник, как…

Граф Рапт остановил его.

– Подождите секундочку, монсеньор, – сказал он, глядя на епископа с улыбкой. – Я сказал, что открою вам некий секрет, но рассказал просто о том, что было сделано. Вам захотелось стать архиепископом, я написал святому отцу, и теперь мы ждем его ответа. Пока тут нет ничего секретного. Но теперь, коль скоро я собираюсь открыть вам тайну, я должен быть полностью и абсолютно уверен в том, что вы ее сохраните, монсеньор, поскольку это – государственная тайна…

– Что вы хотите этим сказать? – живо воскликнул епископ.

Чуточку слишком живо, вероятно, поскольку дипломат улыбнулся с жалостью.

– Пока у вас находилась маркиза де Латурнель, – снова заговорил граф, – ко мне явился врач монсеньора де Келена.

Тут епископ вытаращил глаза, словно стараясь увидеть в том, что граф, сообщая ему о визите врача архиепископа, готовился объявить ему благую весть.

Граф Рапт сделал вид, что не заметил того внимания, с которым слушал его монсеньор Колетти, и продолжил:

– Врач монсеньора, обычно веселый, как все люди его профессии, у которых хватает ума не унывать в минуты, когда они ничем не могут помочь, показался мне таким печальным, что я не смог не спросить у него о причинах его печали.

– И что же ответил доктор? – спросил епископ с притворным волнением, которое он силился выдать за подлинное. – Не имея чести быть его другом, я все же довольно хорошо его знаю, чтобы особенно интересоваться его делами. Ведь он не только добрый христианин, но и большой друг нашего братства в Монруже!

– Причину его печали легко понять, – ответил господин Рапт, – и вы поймете ее лучше, чем кто-либо другой, монсеньор, когда я скажу вам, что наш святой прелат болен.

– Монсеньор болен? – воскликнул аббат с хорошо наигранным испугом в голосе, который мог бы ввести в заблуждение любого другого, но не такого артиста, каким был граф Рапт.

– Да, – ответил тот.

– И серьезно?.. – спросил епископ, пристально глядя на собеседника.

В этом взгляде была целая речь, выразительный и требующий немедленного ответа вопрос. Этот взгляд как бы говорил: «Понимаю, вы предлагаете мне место Парижского архиепископа в обмен на мое молчание о вашем преступлении. Мы понимаем друг друга. Но не вздумайте меня обмануть! Если обманете – берегитесь! Будьте уверены, я использую все средства для того, чтобы отомстить!»

Вот что означал этот взгляд. Возможно, и еще что-то.

Граф Рапт все понял и утвердительно кивнул.

Епископ снова спросил:

– Вы полагаете, что болезнь достаточно опасна для того, чтобы мы испытали боль от потери этого святого человека?

Здесь слово боль означало надежду.

– Доктор был обеспокоен, – сказал господин Рапт взволнованно.

– Очень обеспокоен? – все тем же тоном спросил монсеньор Колетти.

– Да, очень сильно обеспокоен!

– Медицина располагает столькими средствами, что можно надеяться на выздоровление этого святого человека.