Сальватор

Молодой человек торопливо сбежал по лестнице и отправился на поиски Жана Бычье Сердце, которого послал на площадь перед Обсерваторией.

XIX

Ужин на лужайке

В центре огромной лужайки, похожей на ковер, брошенный к подножию замка, из которого вели точеные каменные ступени крыльца, г-н Жерар приказал накрыть стол. За столом сидели одиннадцать человек, приглашенных хозяином под предлогом ужина, а в действительности - чтобы обсудить приближавшиеся выборы.

Господин Жерар постарался ограничить число приглашенных до одиннадцати, а вместе с хозяином за столом сидели ровно двенадцать человек. Г-н Жерар умер бы от страха или, во всяком случае, ужинал бы без всякого аппетита, если бы их оказалось тринадцать. Честнейший человек был невероятно суеверен.

Все одиннадцать приглашенных были именитые граждане Ванвра.

Они охотно приняли приглашение владетельного сеньора.

Ведь г-н Жерар вполне мог сойти за ванврского сеньора. Они питали к честнейшему человеку, ставшему по воле Провидения их согражданином, благоговейное почтение. Скорее можно было заставить их поверить в то, что в полдень не светит солнце, чем усомниться в безграничной добродетели их Иова. Завистливые, тщеславные, себялюбивые буржуа словно забыли о зависти, тщеславии, себялюбии в обществе скромного, верного, самоотверженного и несравненного их согражданина. Никто в Ванвре и его окрестностях не мог пожаловаться на г-на Жерара, напротив, многие лишь могли похвастаться таким соседством. Он никому ничего не был должен, зато каждый был ему хоть чем-нибудь да обязан: один - деньгами, другой - свободой, третий - жизнью.

Общественное мнение Ванвра и окрестных городишек склонялось к тому, чтобы направить его в палату депутатов. Самые фанатичные граждане поговаривали даже о палате пэров.

Однако им заявили, что в палату пэров нельзя войти, как в Академию или на мельницу Это было время, когда слово Поля-Луи Курье имело успех чтобы войти в палату пэров, необходимо принадлежать к определенной категории. А так как палата депутатов являлась одним из средств достичь пэрии, эти фанатики присоединились к тем из своих сограждан, которые предлагали избрать г-на Жерара представителем от департамента Сены.

Несколькими днями раньше депутация из именитых граждан Ванвра явилась к г-ну Жерару с выражением горячей к нему симпатии от всего населения.

Господин Жерар поначалу скромно отказался от оказанной ему чести, заявив, что положа руку на сердце - и это вполне могло быть правдой - он считает себя недостойным, и прибавил, что он еще недостаточно сделал для отечества, а особенно для Ванвра. Он честно признался, что является гораздо большим грешником, чем принято думать; он даже назвал себя преступником. Все это вызвало громкий смех у земледельца, мечтавшего об образцовой ферме, рассказывавшего повсюду о ее преимуществах и рассчитывавшего занять у г-на Жерара денег на ее обустройство Несмотря на решительный отказ г-на Жерара заседать в палате, гости продолжали настаивать. Он сказал своим верным согражданам: "Вы сами вынуждаете меня к этому, господа: вы так решили, и я подчиняюсь вашему желанию!" После того как были произнесены эти и многие другие слова, г-н Жерар согласился и поручил своим друзьям выдвинуть его кандидатуру.

Земледелец, роялист в глубине души - хотя ему, возможно, следовало бы инстинктивно выбрать в качестве символа скорее пчел, чем лилии, - взялся в тот же вечер оповестить все близлежащие городки о великом событии согласии г-на Жерара, а как только выдастся свободный день, не занятый его "пчелками"

(в ожидании образцовой фермы земледелец торговал медом), он непременно даст объявление об этой кандидатуре во все парижские газеты.

Понятно, что г-н Жерар не мог просто так отпустить депутацию. Для начала он предложил согражданам освежиться, а в ближайший четверг пригласил их на ужин.

Вот как вышло, что одиннадцать делегатов очутились за столом в гостях у г-на Жерара. Разумеется, никому и в голову не пришло отказаться от приглашения, а судя по радостному блеску в глазах всех сотрапезников в ту минуту, как началась эта глава, никто и не думал в этом раскаиваться.

В самом деле, денек выдался на славу, угощение было отличное, а вина самые изысканные. За стол сели в пять часов пополудни; ужин длился уже около часа, хмель начал забирать гостей, и каждый старался по очереди превратить свой стул в трибуну, свои слова - в торжественную речь, словно они собрались не на пикник, а на заседание в палате.

Земледелец давал знать о своем присутствии на этом ужине тем, что осипшим голосом хрипел после каждой речи бессвязные фразы, оканчивавшиеся неуемной лестью в адрес радушного хозяина, ему казалось, что от расположения г-на Жерара зависит его собственная жизнь и благополучие его "пчелок".

Нотариус, настроенный почти так же восторженно, что и земледелец, произнес прокурорским голосом тост, в котором сравнил г-на Жерара с Аристидом, и заявил о преимуществе жителей Ванвра над афинянами, которым надоело называть Аристида Справедливым, в то время как жители Ванвра будут неустанно величать г-на Жерара Честнейшим.