Сальватор

Целая вента, то есть двадцать человек, в мгновение ока предприняли все необходимое, чтобы г-н Жакаль не смог улизнуть: помимо четырех человек, которых г-н Лебастар де Премон посадил в засаду у префектуры, и трех человек, которые находились вместе с ним на бульваре Кур-ля-Рен, вента расставила на одинаковом расстоянии посты по четыре человека вдоль реки и за заставой Пасси.

Господин Жакаль никак не мог улизнуть, и он попался.

Мы проследили за его долгим путешествием по Парижу, предпринятым по совету Сальватора, и оставили в окружении карбонариев. Начальник полиции с тревогой ожидал приговора, который, судя по всему, должен был оказаться последним.

- Братья! - торжественно начал генерал Лебастар де Премон. - Перед вами тот, кого вы ждали. Как и предвидел наш брат Сальватор, его арестовали. Как он и приказал на случай своего ареста, тот, кто посмел занести на него руку, был похищен и стоит перед вами.

- Для начала пусть отдаст приказ освободить Сальватора, - предложил кто-то.

- Я это уже сделал, господа, - поспешил заверить г-н Жакаль.

- Это правда? - переспросили несколько человек, что свидетельствовало об одном: судьба Сальватора была им далеко не безразлична.

- Подождите! - предупредил г-н Лебастар де Премон. - Человек, которого нам посчастливилось захватить, очень хитер.

Как только мы его арестовали, он стал обдумывать, из-за чего оказался похищен, и догадался, что отвечает головой за нашего друга и что мы прежде всего потребуем свободы для Сальватора.

Он захотел проявить инициативу и, как и говорит, действительно отдал такой приказ. Но на мой взгляд, ему следовало отдать его перед тем, как он вышел из префектуры, а не после того, как попал к нам в руки.

- Я же вам сказал, господа, - вскричал г-н Жакаль, - что просто забыл отдать такой приказ перед выходом.

- Досадная забывчивость! Братья сами решат, насколько это серьезно, проговорил генерал.

- Кстати, - продолжал тот же голос, что спрашивал у генерала, правду ли сказал начальник полиции, - вы здесь, сударь, не только затем, чтобы ответить за арест Сальватора. У нас к вам тысяча других вопросов.

Господин Жакаль хотел было ответить, но говоривший властно взмахнул рукой, приказывая ему молчать.

- Я говорю о ваших проступках не только в области политики, - продолжал он, - вы любите монархию, а мы - республику, так что же? Вы вправе служить человеку, как мы можем посвящать свои жизни принципу. Вы арестованы не только как политический агент правительства, а как человек, превысивший свои полномочия и злоупотребляющий своей властью. Не проходит дня, чтобы в секретный трибунал не поступала на вас жалоба, чтобы кто-то из братьев не потребовал вам отомстить. Уже давно, сударь, вы приговорены к смерти, и если до сих пор живы, то только благодаря Сальватору.

Спокойный, неспешный и грустный тон говорившего произвел на г-на Жакаля столь невообразимое действие, словно он услышал, как заиграла труба карающего ангела. Начальник полиции многое мог бы возразить, он умел быть красноречивым, и в свой последний час, когда смерть подкралась незаметно и раньше срока, у него, конечно, была отличная возможность блеснуть своим красноречием. Но ему даже не пришло в голову попытаться это сделать: строгое молчание, царившее среди присутствовавших, превращало это многочисленное собрание в мощную и страшную силу.

Господин Жакаль молчал. Тогда слово взял другой оратор.

- Человек, арестованный по вашему приказанию, хотя вы десять раз обязаны ему жизнью, сударь, дорог всем нам. За одно то, что вы арестовали и, значит, посмели поднять руку на человека, которого вы по многим причинам должны были почитать, вы заслужили смерть. Этот вопрос мы и поставим на обсуждение.

Сейчас вам принесут стол, бумагу, перья и чернила, и если за время этого обсуждения, которое вы можете считать верховным судом, вам нужно будет оставить какие-нибудь письменные распоряжения, выразить последнюю волю, написать завещание родным и близким, запишите свои желания, и мы клянемся, что они будут в точности исполнены.

- Но чтобы завещание было признано законным, нужен нотариус, даже два! - вскричал г-н Жакаль.

- Только не для собственноручного завещания, сударь. Как вы знаете, такой документ, от начала и до конца написанный рукой завещателя, - самый безупречный документ, когда завещатель физически здоров, а также находится в здравом уме. Здесь есть сто свидетелей, которые при необходимости подтвердят, что, когда вы составляли и подписывали свое завещание, вы были как нельзя более здоровы. Вот стол, чернила, бумага и перья. Пишите, сударь, пишите. Мы не будем вам мешать и удалимся.

Говоривший подал знак, и присутствовавшие, словно только и ждавшие этого знака, разом отступили и словно по волшебству исчезли за деревьями.

Перед господином Жакалем стояли стол и стул.

Сомнений быть не могло: перед ним лежала гербовая бумага, а исчезнувшие люди должны были вот-вот появиться снова и объявить ему смертный приговор.

Оставалось написать завещание.

Господин Жакаль понял это и почесал в затылке со словами:

- Дьявольщина! Все обернулось еще хуже, чем я полагал.