Сальватор

- Поручаю себя их и вашим молитвам, - в другой раз поднимаясь, проговорил граф Рапт. - Считайте, что приход ваш.

Братья совершили тот же маневр, к которому уже раз прибегли.

Они подошли к двери в сопровождении кандидата, считавшего своим долгом их проводить, как вдруг аббат снова остановился.

- Кстати, я совсем забыл, ваше сиятельство... - начал он.

- Что такое, господин аббат?

- Недавно в моем приходе Сен-Манде, - продолжал аббат с сокрушенным видом, - умер один из самых почтенных, достойных уважения всех верующих французов, милосердный человек и истинный христианин; имя его, несомненно, дошло и до вас.

- Как же его зовут? - спросил граф, тщетно пытаясь понять, куда клонит аббат и какую новую дань придется ему уплатить.

- Его звали видам [Наместник епископа] Гурд он де Сен-Герем.

- Ах да, Сюльпис! Ты совершенно прав! - вмешался Ксавье. - Да, вот уж был истинный христианин!

- Я был бы недостоин жизни, если бы не знал имени этого набожного человека!

- Так вот, - продолжал аббат, - несчастный достойный муж умер, лишив наследства недостойных родственников и завещав Церкви все свое имущество, движимое и недвижимое.

- Ну зачем вспоминать о грустном? - вздохнул Ксавье Букмон и поднес к глазам платок.

- Затем что Церковь - неблагодарная наследница, брат мой.

Задав этот урок признательности своему младшему брату, аббат снова обратился к графу Рапту:

- Он оставил, ваше сиятельство, шесть томов неизданных писем духовного содержания, настоящие наставления для христианина, второе "Подражание Иисусу Христу". Мы должны беспрестанно издавать эти шесть томов. Вы увидите фрагмент этих писем в следующем номере нашего журнала. Я решил, дорогой мой брат во Христе, пойти навстречу вашим пожеланиям и дать вам возможность принять участие в этом благородном деле, а потому включил вас в список избранных и подписал на сорок экземпляров.

- Вы хорошо сделали, господин аббат, - промолвил будущий депутат, до крови закусив от бешенства губы, но продолжая улыбаться.

- Я был в этом уверен! - воскликнул Сюльпис и снова двинулся к двери.

Однако Ксавье продолжал стоять, будто пригвожденный.

- Что это ты делаешь? - спросил его Сюльпис.

- Это я должен тебя спросить, что ты делаешь, - возразил Ксавье.

- Ухожу! Оставляю его сиятельство в покое; мне кажется, мы и так отняли у него достаточно времени.

- Ты уходишь, позабыв о том, ради чего мы, собственно, и пришли.

- Ах, и правда! - кивнул аббат. - Простите, ваше сиятельство... Да, всегда так и бывает: занимаемся мелочами, а о главном-то и забыли.

- Скажи лучше, Сюльпис, что твоя редкая скромность помешала тебе побеспокоить его сиятельство новой просьбой.

- Да, признаться, это правда, - проговорил аббат.

- Он всегда такой, ваше сиятельство, из него слова клещами не вытянешь.

- Говорите! - предложил г-н Рапт. - Раз уж мы собрались, дорогой аббат, лучше обсудить все сразу.

- Если бы не вы, ваше сиятельство, - робко заметил аббат, словно пытаясь победить робость, - я бы ни за что не решился.

Итак, у нас есть школа, основанная мной и братьями в пригороде Сен-Жак. Дело идет трудно. Но мы хотим, невзирая на возрастающие трудности, купить довольно дорогой дом и занять его с первого этажа до четвертого. Однако один фармацевт живет на первом этаже, а также занимает часть полуэтажа [Пространство между первым и вторым этажом]. У него там лаборатория, откуда поднимаются испарения, доносится шум, - все это вредно сказывается на здоровье детей. Мы хотели бы найти достойный способ заставить переехать этого беспокойного жильца. Ведь, как говорится, ваше сиятельство, дело не терпит отлагательств.

- Я в курсе этого дела, господин аббат, - перебил его граф Рапт, - я виделся с фармацевтом.

- Виделись?! - вскричал аббат. - Я же тебе говорил, Ксавье, что это он выходил, когда мы входили!

- А я говорил, что это не он: я был далек от мысли, что ему хватит наглости явиться к господину Рапту.

- Ну, как видите, хватило, - ответил будущий депутат.

- Вам достаточно было на него взглянуть, чтобы понять, с кем вы имеете дело, - заметил аббат.

- Я хороший физиономист, господа, и надеюсь, что отлично его разгадал.

- В таком случае вы не могли не обратить внимания на его развитые крылья носа.

- Да, нос у него и впрямь огромный.

- Это признак дурных страстей.

- Так учит Лаватер.

- По этому признаку сразу определишь опасного человека.

- Еще бы!

- Одного взгляда на него довольно, чтобы понять: этот человек исповедует опаснейшие политические взгляды.

- Да, он вольтерьянец.

- Вольтерьянец - все равно что безбожник.

- Он был жирондистом.

- А жирондист - то же, что цареубийца.

- Ясно одно: он не любит священников.

- Кто не любит священников - не любит Бога, а кто не любит Бога - не любит короля, потому что король получает власть по божественному праву.

- Значит, это точно плохой человек.

- Плохой? - переспросил аббат. - Да это революционер!

- Кровопийца! - поддержал художник. - И мечтает он об одном: разрушить общественный порядок.